Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— Чего они там орут, господин ротмистр? — Молоденький корнет из рейб-регимента светлейшего, увязавшийся в поиск, выглянул из канавки под кустом, где укрывался вместе с Петуховым.
— Тише ты, дурак, это тебе не пивной шинок! — ротмистр пригнул воробышка, и вовремя: мимо проехал разъезд немецких рейтар — наемников из регимента принца Максимилиана Вюртембергского.
— Король обещает в русском обозе вино и девок, Иоганн! — Рейтар крепко выругался.
— Что ж, до сих пор король Карл всегда исполнял свои обещания! Нас ведет сам бог Марс, а перед богом войны развяжет пояс любая Венера! —
Вслед за рейтарами по дороге прогрохотали шведские орудия.
— Одно, другое, третье, четвертое… — считал ротмистр. Но затем все стихло.
— Где же у шведов остальные пушки? — удивился Петухов, ведавший, что на шведских батареях под Полтавой более тридцати орудий. Но он не мог знать, что Карл XII, как истый викинг, боле всего полагался не на артиллерию, а на рукопашный бой и стремительный порыв своих железных рейтар. К тому же надобно было еще после виктории брать непокорную Полтаву, для чего были потребны и тяжелые пушки, и ядра, и порох.
Вот почему король взял на баталию всего четыре орудия из сорока. Так излишняя самоуверенность лишает разума! Остальные пушки король распорядился оставить в лагере под защитой двух тысяч шведов и восьми тысяч запорожцев и мазепинцев (там же, в своем шатре, остался и Мазепа, сказавшийся перед баталией больным).
Все же о выходе на позиции шведской батареи Петухов решил сразу доложить Меншикову и послал передать о том корнета-воробышка. Тот бесшумно выскользнул из кустов и растворился в темноте ночи.
В шведском стане настала тем временем зловещая тишина, изредка нарушаемая криками часовых.
Тысячи шведских солдат спали, повалившись на потрескавшуюся от жары и пропахшую ковылем и полынью чужую землю. Те, кто не мог уснуть, собирались кучками, вспоминали далекую Швецию, где сейчас стоят белые ночи и не дует испепеляющий все живое ветер-крымчак. Только самому королю Карлу и нравился этот знойный ветер: он напоминал ему, что из Крыма идет стотысячная ханская орда, которую король после скорой виктории спустит на Москву, как острую стрелу из лука!
«Атакует швед иль нет? — размышлял в это время ротмистр, глядя на редкие тревожные огни шведского стана. — Пушек они боле не подвозят, но и с поля не уходят. Нет, пойдут в атаку этой же ночью, господа шведы, непременно пойдут!» И словно подтверждая его мысли, над шведским станом около двух часов ночи прозвучала звонкая команда. По той команде разом поднялись все полки, стали строиться пешие и конные колонны.
— Вот оно, решилось — поднялись шведы! — И Петухов выскочил из кустов, не скрываясь боле, помчался через поле в лес к коноводам: пора было сообщить светлейшему о скорой атаке неприятеля.
— Господин генерал! Идут! — выкрикнул он, издали узнав Меншикова по его громкому, по-кавалерийски раскатистому голосу. Один Александр Данилович мог так властно говорить перед молчаливым строем драгунских полков.
— На начинающего вся напасть! — сердито буркнул в ответ не Меншиков, а долговязый всадник, нескладно, по-пехотному восседавший на огромной кобыле. Ротмистр понял, что в темноте не различил даря.
— Ну, Данилыч, с богом! — Петр перекрестил своего любимца и добавил с сердцем: — Да смотри, особливо не зарывайся! Не угоди
— Молодец, петушок! После виктории — серебряная чарка за поиск! — Александр Данилович дружески потрепал Петухова по шее. Судя по всему, в виктории светлейший не сомневался. Ну а чарка-то была еще старомосковская награда за успешную разведку.
И в этот миг все услышали приближающийся гул. Закованные в латы, шведские рейтары мчались так, как летали по полям Европы уже целое столетие, со времен Густава Адольфа. Кровь викингов и фанатичная протестантская вера создали непобедимую шведскую конницу. Всем неприятелям было ведомо: в первую атаку тяжелая шведская кавалерия бросалась так, что сметала все на своем пути. В атаку шли железные рейтары, чьи лица были покрыты страшными шрамами длящейся уже девятый год великой войны. Казалось, этот могучий вал сокрушит любого неприятеля.
Но на сей раз слепое бешенство викингов разбилось о петровскую фортификацию. Внезапно выросшие редуты, словно волнорезом, разрезали могучий вал шведской конницы. С редутов картечью ударили пушки, а русские стрелки взяли прорвавшиеся между редутами полки рейтар под фланговый перекрестный огонь. И все же рейтары прошли редуты и здесь были встречены еще одной русской новиной: конной артиллерией. Сотни рейтар упали под градом картечи. Но такова была ярость первой атаки, что шведы прошли и сквозь картечный огонь. В предутреннем тумане явившиеся из поймы Ворсклы мчащиеся в атаку рейтары казались зловещими великанами.
В этот момент хрипло рявкнул голос светлейшего:
— Драгуны! Так их мать… В палаши!
Протрубили атаку серебряные горны, и дрогнула полтавская земля: семнадцать драгунских полков Меншикова с пригорка устремились навстречу шведам. Яростная рубка была недолгой, потому как ряды рейтар были уже расстроены огнем, а атака русских драгун летела сверху монолитной стеной. Шведы завернули коней, и пошла уже другая, веселая рубка в преследовании. Увлекшиеся погоней драгуны вырвались было за спину редутов. Но здесь их поджидали сомкнутые колонны шведской пехоты. Русских в упор встретили такие мощные залпы, что сотни лихих драгун свалились со своих коней. Упал и светлейший. Петухов подскакал к нему, когда Меншиков, чертыхаясь, вылезал из-под убитой лошади. Увидев ротмистра, он заорал: «Коня мне!» — петушок послушно отдал командующему своего Воронца. Через минуту Данилыч снова уже мчался перед фронтом своих драгун.
Новую атаку рейтар Петухов, оказавшийся спешившимся, наблюдал уже с вала одного из редутов, куда вскарабкался, чтобы не быть задавленным в кавалерийской рубке.
Здесь Роман нежданно угодил в дружеские объятья Луки Степановича Чирикова.
— Здорово, кавалерия! Давненько не виделись! Видел, видел, как ты спас светлейшего! — рокотал бас Луки Степановича. — А я вот со своими стрелками-белгородцами с вала шведов на выбор бью — целим боле в их офицеров.
— Как передовые-то редуты, держатся? — успел спросить Роман старого знакомца.