Генерал-марш
Шрифт:
«Пу-гу!» – мрачно прокомментировала птица.
Ивану Кузьмичу внезапно подумалось странное. И барон, и представитель Центрального Комитета вволю валяли дурака. Но если страшной байкой про маяк на Даго Унгерн хотел уязвить нелюбимого им большевика, то перед кем скоморошествовал Лев Захарович? Что ни день чуть ли не каждое рисовое зернышко пересчитывает – и про «голос желудка» чушь мелет.
Кречетов взял листок со схемой, положил перед собой.
– По причине вашей социальной вредности, гражданин барон, рискну заключить, что идти нужно правым курсом, через скалы. Если имеется тропа, то и спуск на равнину найдется. Обходим ваши Врата – и прямо на Пачанг.
Унгерн взглянул невесело, покачал головой.
– Увы, мы не в сказке, господин Кречетов. Прямо пойдешь – голову сложишь, налево – комиссара потеряешь, направо – без коня останешься. Насчет коня – правда, тропа через скалы есть, но пройти можно только на своих двоих, и то не без труда. Если бы у нас был батальон, то я бы предложил отправить лучшую роту в обход, дабы прищучить супостатов как раз возле выхода на равнину. Но у нас еле-еле взвод, если монахов и детей не считать. На скалах можно отсидеться и переждать, и то не всем. Кто-то должен пойти главной дорогой, дабы отвлечь внимание. Пока станут считать наши трупы, тот, кто будет наверху, успеет спуститься и проскользнуть дальше. Иного предложить не могу.
Костер догорал, пламя слабело, прижималось к чернеющим углям. Трое, сидевшие рядом, молчали. Ни у одного не поднялась рука, чтобы спасти умирающий огонь.
2
– А вы уже не поете, товарищ Кречетов, – не без грусти заметила Чайганмаа Баатургы. – Мы все привыкли, что великий воин поет про быстрых коней и неверную деву. Недостойная даже не рискнет спросить о причине, она может лишь пожалеть.
Иван Кузьмич вставил в зубы самокрутку. Огонек зажигалки выскочил всего на малый миг, хорошо еще, прикурить удалось. Был бензин – да весь вышел. Кречетов бросил зажигалку в карман, поглядел с упреком.
– А вы, Чайка, по-человечески говорить умеете – без этих поклонов в три погибели? Смотрю я на вас и удивляюсь. Какой-то ходячий феодализм, а не красивая девушка.
Думал – улыбнется, но Чайганмаа ответила очень серьезно:
– Могу на китайском – это язык врага. Встать! Руки вверх! Кто командует отрядом? А еще по-французски, на языке свободных людей, живущих в огромном прекрасном городе. Il est dommage que vous ne parlez pas francais, mon Jean brave! Mais mieux, chacun de nous plus facile `a jouer son r^ole [19] .
19
Жаль, что вы не говорите по-французски, мой храбрый Жан! Но так лучше, каждому из нас легче играть свою роль (франц.).
Товарищ Кречетов потянулся пятерней к затылку, дабы наскрести ума, но в последний миг сдержался. Сколько ни чеши, а церковно-приходскую школу не вычешешь.
Костры давно погасили, лагерь спал. Красный командир и сам честно пытался отправиться в гости к пустынному Морфею, но глаза упорно не хотели закрываться. Кречетов, решив не продолжать бесполезных попыток, присел на сложенный войлок и достал кисет. Тогда и пришла к нему Чайка. Наследнице рода властительных нойонов тоже не спалось в эту ночь. Поклонилась, стала рядом, про песню спросила.
– И еще одного понять не могу, – продолжал Иван Кузьмич. – Дядя вас учиться посылал, деньги платил, и немалые. А зачем? Чтобы вы с карабином по Такла-Макану мотались?
На этот раз девушка улыбнулась.
– У Махакалы, охранителя и защитника, шестнадцать рук, чтобы разить врагов. У знатного человека должно быть много сыновей и дочерей, и каждому найдется дело. В нашем роду не осталось наследников, и недостойной приходится быть всеми сразу. Судьба не спрашивает, она ведет. Недостойной Чайганмаа остается лишь мечтать о тихой незаметной жизни возле семейного очага – уделе каждой сайхотской женщины.
– О тихой жизни мечтаете? – хмыкнул Кречетов. – Как-то не слишком верится, уж извините, Чайка.
Чайганмаа покачала головой.
– «Ну, быстрей летите, кони, отгоните прочь тоску!..» Страна мечты дарована Небом каждому из нас, и мы вправе населять ее любимыми призраками и несбыточными грезами. Но уходит туда только слабый. Есть еще долг, и есть то, что выше всего – Судьба. Смешной рыжеусый барон на какой-то миг добился ее благосклонности, и теперь его имя будут повторять веками. Но он слишком слаб и суетлив, чтобы удержать Судьбу надолго. Жаль! Как бы точнее сказать по-русски? Vos facons de stupide, il compromis…
– Вы это… сядьте, – Иван Кузьмич пододвинулся, поправил войлок. – Не переводится, и не надо. Барон! Было бы о ком толковать!..
Девушка вновь коротко поклонилась. Присела, поджала губы:
– Пожалуй, так… Своей страшной жестокостью и своим нелепым шутовством Унгерн ославил не только Белое движение, но и великую идею Желтой империи. Его словно нарочно под локоть толкали.
– И толкали, – согласился Кречетов, вспомнив бароновы откровения. – Из самой Шамбалы человечка прислали, дабы его превосходительно в искушение ввести.
Чайка ничуть не удивилась.
– Похоже на правду. Тем, кто правит Шамбалой, нужны слабые люди на разоренной земле. Унгерн прав в том, что Европа уже сделала неверный выбор. Теперь черед Азии. Монголия – маленькая страна, но она могла бы стать подножием трона нового Потрясателя Вселенной. Наш Сайхот тоже невелик, но из него вышли воины, покорившие землю. Сам Субэдэ-багатур, правая рука Чингиса, – мой далекий предок. Я вернулась из Франции не только ради родной земли, но и ради великой надежды на возрождение Желтого царства. Может, еще не поздно…
Поглядела прямо в глаза, дрогнула губами:
Не горюйте, не печальтесь – все поправится,Прокатите побыстрее – все забудется!Разлюбила – ну так что ж,Стал ей, видно, не хорош.Буду вас любить, касатики мои!Спела негромко, но Кречетов на всякий случай оглянулся. Не увидел бы кто! Заметят – чего подумать могут? Что они тут в глухую полночь про Желтое царство речи ведут?
Чайганмаа словно мысли его прочитала. Поглядела по сторонам, фыркнула презрительно: