Генерал-марш
Шрифт:
Речка с камнем не спорит, сперва вдоль него дорогу ищет, а потом поворачивает за правый угол, где проход.
– Это еще не Врата, – товарищ Кречетов, спрятав нарисованную от руки схемку, сверился с картой. – Дальше они, саженях в трехстах.
Семен, Георгиевский кавалер, кивнул согласно.
– Так и есть, Иван Кузьмич, мы за каменюку эту заглянули, как раз их и увидели. Две скалы – близко сходятся, вроде и в самом деле ворота. Только дуриком соваться туда я бы не стал. Опасная каменюка, непростая.
Стоящие
– Так что, Кузьмич, диспозиция такая будет. На скале, что поперек лежит, засада, парни пятерых разглядели. Тихо лежат, но увидеть можно. Пулемет у них, и думаю, не один. А вот слева и справа пусто, не забраться туда человеку, стало быть, с флангов стрелять не станут. Значит, обоз и монахов назад отсылаем…
Командир Кречетов покачал головой:
– Нет. На скалы, что по бокам, не забраться, а вот обойти можно, всего пару часов пути. Поэтому коней и монахов в середину, позиции занять и к бою приготовиться. Я ближе подойду, камешки пощупаю, а вы меня прикрывайте.
– Мы подойдем, – негромко напомнил непременный Мехлис. – Не забывайте о руководящей роли партии. Ибо коммунист… – на этот раз указующий перст вонзился прямо в грудь Ивану Кузьмичу, – не должен рисковать попусту. Но если уж вы решили…
Красный командир не стал спорить. Что-то подсказывало: стрелять начнут не сразу. Не разбойники это – нечего душегубам делать среди Такла-Макана. И не местные, из Пачанга, те бы прятаться не стали. Значит, свои – из тех, что чужих похуже.
Карабин оставил, проверил револьвер в кобуре, шапку поправил.
– Пойдемте, Лев Захарович.
– Недостойная вас проводит…
Чайка была в новом халате. Шапка в соболе, пояс в серебре. За плечом – колчан со стрелами, в левой руке – лук.
– А как же насчет слабости? – подивился Иван Кузьмич. Девушка покорно склонила голову.
– Недостойная и вправду обделена силой, поэтому пройдет с вами лишь полдороги. Возле реки есть подходящий камень, недостойная спрячет свою слабость за ним. Когда услышите песню, знайте, что я уже на месте. Идите рядом, но не слишком близко друг к другу. Если враг захочет говорить, не подпускайте его вплотную, между вами должно быть несколько шагов.
Мужчины переглянулись.
– Карабин не хотите взять? – поинтересовался Мехлис, но Чайка покачала головой:
– Карабины есть у других. Пули слепы, стрела видит врага.
Под сапогами скрипела влажная земля, от близкой речки несло сыростью, рыжие, словно бароновы усы, скалы закрывали небо.
– Документы у них могут быть любые, – негромко рассказывал Мехлис. – Скорее всего, вам покажут бумагу за чьей-то серьезной подписью. Их интересует послание, которое
– Договорились, что при первых же выстрелах, – Кречетов поглядел вперед, прищурился. – Никого, вроде, и не видать…
Улеймжин чанар тоголдорОнго ни тунамал толи шиг, —донеслось сзади. Лев Захарович внезапно рассмеялся.
– Чего это вы? – удивился красный командир.
Узесгелент тсарауг чинУзвел лагшин тогс мани… —песня стихла. Мехлис, быстро оглянувшись, снова хмыкнул.
– Здорово барышня нас всех дурить пыталась – насчет «Улеймжин чанар». «Прогрессивный общественный деятель Данзан Рабджа»! Ну девица! Не завидую тому, кому такая достанется.
– Так вы знали? – поразился Кречетов, вспомнив, как смеялся барон. В ответ представитель ЦК пожал плечами:
– В любой книжке про Монголию о святом Данзане написано предостаточно… Впрочем, сейчас не это у нас на первом плане.
Иван Кузьмич согласно кивнул – не это. Из-за скалы навстречу им шел человек.
– Здравствуйте, товарищи! Вы, может, и не поверите, но я таки рад земляков встретить!
Кожаное пальто, черная шляпа, из-под шляпы торчит длинный нос. Глаза темные, белые зубы, веселый взгляд.
– Блюмкин Яков Григорьевич. Кто из вас будет товарищ Кречетов?
Иван Кузьмич открыл было рот, дабы представиться, но не успел.
– Я, стало быть, Кречетов, – Мехлис нахмурился, поправил повязку на лице. – А вы, гражданин, земляком станете, когда документ предъявить не поленитесь.
– Зайгезунд, что за вопрос?
Рука Блюмкина нырнула за отворот пальто. Иван Кузьмич невольно подался назад, но в руке Блюмкина оказалась сложенная вчетверо бумага.
– Прошу ознакомиться.
Лев Захарович взглянул исподлобья.
– Мы – таежные, в грамоте не сильны. Разверните, чтобы видно было, печатку, стало быть, покажите. И медленно, а то я дерганых не люблю.
Кречетов чуть не обиделся за «таежных», но вовремя сообразил: Мехлис не хочет подпускать кожаного слишком близко. Яков Григорьевич же, ничуть не смутившись, вновь продемонстрировал белые зубы:
– Нам скрывать нечего, товарищ!
Развернул бумагу, подержал на весу.
– Красивая печать, – согласился Лев Захарович, делая шаг назад, – на ту, что в мой бумажке, похожа. А вот номер подгулял, такие исходные в позапрошлом году ставили.