Генерал медицинской службы
Шрифт:
Недалеко раздался свист с перерывами. Условный знак… Ганс ответил более протяжным свистом.
— Не ушиблись? — услышал он тихий голос подбежавшего человека. — Я — Соскин… С прибытием! Первым делом спрячем парашют в яму. — И показал в сторону кустарника. — Готова яма-то!
Ганс неприязненно всматривался в едва различимый силуэт подбежавшего человека. Невольно сунул руку в карман и сжал пистолет.
Когда парашют был спрятан, Соскин тихо сказал:
— Теперь — к машине, тут близко!
Подойдя к полуторке, они оглянулись, но вокруг было пусто и тихо.
Соскин ловко и бесшумно вел машину по шоссе. На востоке
— Сейчас мы приедем в Ахтубу. Оттуда вы переправитесь через Волгу и с попутными машинами доберетесь на Донской фронт.
И это тоже было известно Гансу от агентов абвера. Только он, как мы узнаем потом, прибудет на Донской фронт не тем путем, каким указали ему абверовцы, а совершенно другим…
На окраине Ахтубы Ганс Штаркер расстался с Соскиным. Поглядев вслед удаляющейся полуторке, он зашагал вдоль тесового забора. Несколько раз прошелся туда и обратно, украдкой поглядывая по сторонам и пытаясь определить, не следят ли за ним?
Убедившись в безопасности, Штаркер направился к двухэтажному деревянному дому и, показав стоявшему у крыльца часовому удостоверение, скрылся за дверью.
Через час Ганс уже беседовал с уполномоченным советской контрразведки.
Вершинин летит в Москву
Внутри Донского фронта развернулась работа по ликвидации туляремии.
Это был как бы «малый фронт», на котором самоотверженно действовала грозная армия под началом Станислава Васильевича Вершинина. В состав армии входили врачи, зоологи, химики, интенданты, даже строители. Левый берег Дона стал своеобразным плацдармом. Здесь проводились газовые атаки на полевых мышей. В землянках и блиндажах, в окопах и траншеях первой линии против мышей применялись ядовитые приманки. Ремонтировались, очищались и хлорировались колодцы, а на продскладах и пунктах питания устанавливались герметически закрывающиеся ящики и лари, обитые жестью. Специальные команды тщательно очищали территорию, сжигали ненужный хлам и мусор. Сжигали также подстилочную солому и неубранный хлеб. Тучи дыма медленно поднимались к небу. Трудно было определить, день стоит или уже сумерки спустились на землю… Не зря в гитлеровских штабах заволновались: какую акцию затевают русские под прикрытием непроницаемой дымовой завесы?
Профессора Вершинина срочно вызвали в Москву. Это явилось для него неожиданностью. В чем дело? Самый разгар упорных боев на «малом фронте»!.. Разве мог он покинуть сейчас свою небольшую и с такой тщательностью подготовленную армию? Но вызов не подлежал обсуждению.
Возложив руководство на безотказного, неутомимого Игоря Лаврова, Станислав Васильевич в тот же день вылетел в Центр.
К удивлению Вершинина, самолет приземлился не в Шереметьеве, как обычно, а на незнакомом ему небольшом летном поле, где-то на дальних подступах к столице. Встретивший его человек, с легкой сединой на висках, был в штатском, что еще более удивило профессора. Вершинин в нерешительности остановился, поставив у ног чемоданчик.
Только в кабинете у генерала, грудь которого была украшена почетным знаком чекиста, вызов разъяснился.
— Понимаю ваше недоумение, профессор, — сказал генерал. — Но… еще чуточку
— Не до чайку! — хмуро бросил Вершинин, сердито шевеля бровями. — Меня вызывало мое Управление… Откуда вам известно мое имя?
— Такая уж наша служба, — с той же располагающей улыбкой ответил генерал. — Теперь посмотрите, Станислав Васильевич, внимательно. — Достав из ящика стола простую канцелярскую папку, генерал протянул Вершинину фотографию. — Вам знакома эта личность?
Все еще хмурясь и сердясь, что его заставляют разгадывать какие-то шарады, Вершинин повертел фотографию.
— Не знаю. Судя по регалиям, какая-то важная фашистская шишка…
Генерал утвердительно кивнул.
— И все же постарайтесь припомнить. Он действительно шишка, причем колючая. В некотором роде ваш коллега…
— Коллега? — Вершинин озадаченно поглядел на генерала. — В каком смысле? — Он снова повертел в руках фотографию. И вдруг — словно внезапное озарение! Вглядываясь в фотографию, Вершинин вспомнил: Женева… Недвижная светлая гладь озера, и воздух будто вливается в легкие приятным бальзамом… Да, да! Когда же это было?.. Но он почти не похож на карточке: не был таким худощавым. — Блюменталь? — спросил Вершинин, кладя фотографию на стол.
Генерал утвердительно наклонил голову и с какой-то даже веселостью ответил:
— Жив, жив еще курилка на нашу голову!
— Не понимаю, простите… — Вершинин потеребил бородку. — Мы с ним познакомились на симпозиуме по микробиологии. Блюменталь произвел на меня хорошее впечатление, он талантлив, в нем чувствовалась энергия мысли, пытливость исследователя. Но… какая связь?
Вместо ответа генерал опустил руку на рычажок селектора и попросил:
— Пригласите Туманова!
Когда через минуту в кабинет вошел военврач третьего ранга, генерал медленно поднялся из-за стола:
— Позвольте представить: Ганс Штаркер, ассистент профессора Блюменталя.
Вершинин с недоумением рассматривал вошедшего: приглашали какого-то Туманова, а явился Штаркер… Чертовщина какая-то!
Станислав Васильевич ощутил даже некоторую неловкость: этот красивый молодой военврач рассматривал его с какой-то жадностью.
Генерал указал Штаркеру на кресло и, подойдя к сейфу, достал маленький цилиндр.
— Эта штучка, несомненно, заинтересует вас…
Вершинин осторожно повертел в руках цилиндр, отвинтил крышку, извлек ампулу и посмотрел на свет. Ампула была заполнена мутноватой жидкостью.
— Что здесь?
— Вот уж это — по вашей части, Станислав Васильевич. Для того вас и вызвали, — сказал генерал и попросил Штаркера:
— Поясните!
— Господин профессор… Это чумной микроб штамма РС, выращенный в лаборатории Блюменталя…
За окнами, плотно прикрытыми шторами, лежала беспокойная ночь, когда Ганс Штаркер закончил свою историю.
— Вы русский? — спросил Вершинин.
Штаркер чуть заметно улыбнулся. В кабинете теперь они были одни, генерала куда-то вызвали.
— Немец. Но родился в России…
— Значит, Блюменталь вместе с вами неоднократно проводил пассирование микроба штамма РС? — задумчиво проговорил Вершинин. — И вирулентность повысилась в десятки миллионов раз для морских свинок и белых мышей? Колоссально!
— У Блюменталя появился сейчас другой помощник — профессор Гейман. Опасный человек!