Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
4 июля поступил приказ начать движение на Габрово, а оттуда — на Шипкинский перевал.
«Вот, кажется, пришел и мой черед», — воспрянул духом Михаил Дмитриевич. Он надеялся, что командование отрядом поручат наконец-то ему. Но увы! Его вызвал начальник 2-й бригады генерал-лейтенант Дерожинский.
— Отряд поручено вести мне. Вам же велено оставаться в Габрове, ждать распоряжения.
— Почему я должен остаться? — попробовал он возразить.
— Таков приказ начальника дивизии. Я готов вас взять, но не могу не выполнить приказа генерала
Дерожинский не кривил душой. За эти дни он сошелся с Михаилом Дмитриевичем, отметил не только его боевой опыт, но и личные качества полевого генерала, а отнюдь не паркетного шаркуна, каких было предостаточно.
— И что же я здесь должен делать с единственной пехотной ротой?
— Следить, как доблестное наше интендантство обустраивает тыл.
Михаил Дмитриевич едва сдержал себя.
— Да поймите же, я боевой генерал. И совсем не желаю иметь дело с тыловыми чиновниками.
— Но у вас же есть в этом деле опыт! Вы же по Туркестану знаете, как и что нужно делать для организации снабжения.
— Послушайте, уважаемый генерал, я сюда прибыл не за тем. Нет! И еще раз нет моего согласия!
— Ночью должен приехать Святополк-Мирский, вот ему все и доложите, — развел руками Дерожинский.
Ночью, действительно, прибыл начальник 9-й дивизии. Пригласил генералов. Разложив на столе карту, стал посвящать их в обстановку.
В Забалканье, куда предстояло выступить русским войскам, вели три дороги, в том числе одна через Шипкинский перевал, которым предстояло овладеть Габровскому отряду. Это был специально созданный отряд, состоящий из 36-го Орловского пехотного полка, усиленного артиллерией.
Сорокадвухлетний генерал Святополк-Мирский ранее воевал на Кавказе, пребывал там и во время Крымской войны. Там он проявил себя, отличился, вырос до генерал-лейтенанта. И здесь его дивизия действовала успешно^ Объясняя задачу, он советовал в ходе наступления на перевал действовать решительно, не отказываясь от фронтальных атак, применять обходящие отряды, которые внезапно атаковывали бы неприятеля с фланга или тыла.
— Без таких маневров неприятельские заслоны не сбить. Цена меткого стрелка в горной войне высока: один может сдержать наступление роты.
Когда Скобелев высказал желание идти с отрядом на перевал, генерал-лейтенант возразил:
— Решение мной уже принято, и я не стану его менять. Генерал Дерожинский поведет отряд.
Отказывая Скобелеву, он преследовал свой интерес: лавры победы достанутся его давнему подчиненному, а не человеку, случайно назначенному в дивизию. Тому же сказал в утешение:
— Вы еще, Михаил Дмитриевич, успеете побывать под пулями. У вас еще все впереди.
Габровский отряд вышел в путь ранним утром 5 июля. Под звуки марша покидал город 36-й Орловский пехотный полк, усиленный артиллерийской батареей. Солдаты шли полные уверенности в успехе. Не было сомнений и у их командиров. Устоит ли против такой силы засевшая на перевале горстка турок!
Памятуя приказ начальника дивизии, генерал
В полдень со стороны перевала послышался гул сражения. Многократно усиленный эхом, он казался сильным и безумолчным. Порой он отдалялся, становился тише, но потом снова нарастал и, казалось, приближался. Ночью гул затих, но с утра следующего дня опять в горах загремело. Там шел бой…
В начале июля Главная квартира Дунайской армии переместилась в окрестности Тырнова. Узнав, что в город прибывает главнокомандующий, брат самого российского императора Александра, горожане заполнили улицы. Великий князь Николай Николаевич заметно выделялся среди генералов его свиты: высокий, крепкий, в мундире с золотыми эполетами, он ехал на большом белом жеребце. За ним колонной следовал лейб-гвардии казачий полк в парадных красных мундирах.
Узнав его, горожане хлопали в ладоши, бросали цветы, слышалось восторженное:
— Да живио царь Александр! Да живио царь Николай!
Освобожденный от векового турецкого ига народ ликовал, приветствовал своих освободителей.
Палатки штаба установили в тенистом фруктовом саду. Отсюда были видны лепившиеся по горному склону домишки, сбегая к небольшой шумливой реке.
После утомительного в жару и по пыльным дорогам перехода главнокомандующий пожелал искупаться в реке. Тут же ему доложили, что у мельницы, где есть запруда, уже все приготовлено к услугам Его Высочества.
— Вот и хорошо. Надеюсь, найдутся охотники составить компанию.
И все приближенные, даже престарелый Непокойчиц-кий, направились к запруде.
День выдался нестерпимо знойный, и крепкий телом великий князь долго и с удовольствием плескался, басовито крякал, нырял. И остальные из вежливости делали то же.
Взбодрившись, великий князь был в прекрасном настроении.
— Как сто пудов с плеч!
— А какая, ваше величество, вода! Хрусталь, да и только! — продолжил Левицкий. Не решаясь зайти в глубину, он плескался у берега.
Они возвращались к палаткам, когда им повстречались женщины, пять или шесть, с корзинами. Увидев русских, они затихли.
— Что несете, красавицы? — спросил князь.
— А вот, коконы несем на шелковую фабрику.
— О-о! Можно? — протянул он, намереваясь взять кокон в руку.
— Можно, можно, — бойко сказала одна, видимо, старшая.
Смугловатое лицо с легким румянцем светилось улыбкой, черные с поволокой глаза блестели.
Князь стал ее расспрашивать, как расплетают коконы, и она объясняла красивым грудным голосом.