Генерал Скобелев. Казак Бакланов
Шрифт:
Однажды Михаил Дмитриевич возвратился из главной квартиры в приятном расположении духа, велел найти Куропаткина. Тот прибыл без промедления, как всегда спокойный, ровный.
— Поздравляю, Алексей Николаевич, от всей души рад. — Генерал крепко пожал капитану руку.
Он словно бы светился своей улыбкой, расположением, словами, в которых звучала искренность вместе с теплотой и радостью.
— С чем поздравляете, ваше превосходительство?
— С вашим производством. Сегодня в моем присутствии военный министр подписал приказ о присвоении вам внеочередного чина. Как офицер Генерального штаба,
— Благодарю, ваше превосходительство. За все, что вы сделали…
Куропаткин знал, что генерал дважды писал рапорт, ходатайствовал в главной квартире, настаивал. И добился.
— Благодарить меня не за что, — прервал Михаил Дмитриевич. — Честно служил, исправно вел дела — и заслужил. Был бы не угоден, разве бы терпел? А на сей случай я подготовил для вас презент.
Он достал из сумки золотые погоны подполковника с тремя приколотыми звездочками — и подал Куропаткину.
— Крепите к мундиру. А уж вечером при всех офицерах представитесь, как положено по уставу. И помните, что крепкие напитки не употребляю, а стакан вина за вас и ваши успехи непременно выпью.
Вечером 27 ноября от находившегося на Зеленых горах казачьего дозора примчался в штаб дивизии корнет Усольцев. Увидел генерала, он передал ему весть, заставившую Скобелева насторожиться.
— Теперь расскажи, что видел и слышал сам.
— Видеть ничего не видел, ночью вся надежда на уши. А слышал то, что турки шумели, вроде как бы уходить собирались, а потом замолкли и стало совсем тихо. Сотенный предположил, что турки ушли.
— Как ушли? Куда?
— Это мне неведомо.
— Тогда, Усольцев, скачи назад и передай своему сотенному, чтобы собрал команду охотников и разведал бы неприятельские позиции, проникнув на них без промедления. Понял?
— Так точно, ваше превосходительство. Дозвольте выполнять?
— Выполняй, Усольцев.
Скобелев понимал, что Осман-паша задумал что-то серьезное, возможно, даже попытается вырваться из кольца блокады. Недавно удалось схватить турецкого перебежчика, который сообщил, что запасы в Плевне на исходе и все только и говорят, чтобы оставить город. Неужели Осман на это решился? Ах, как важно теперь донесение разведчиков!
На всякий случай связался по телефону с князем Имеретинским — он теперь возглавлял штаб у Тотлебена. Сообщил, что турки могут попытаться устроить вылазку, нужно быть — начеку.
Ночью примчался корнет Усольцев, перепачканный, возбужденный, уставший.
— Были в турецком расположении, почти до Плевны дошли. Позиции пусты, ни одного турка.
По армии полетела команда: «Приготовиться!»
Основной удар турецкой армии, пытавшейся вырваться из кольца блокады, пришелся на полки гренадерского корпуса. Словно бешеный горный поток, сорвавшийся с высоты и сметающий все на своем пути, обрушился многотысячный авангард турок на позиции Сибирского полка. Солдаты-сибиряки ожидали неприятельской атаки, были наготове, однако не смогли сдержать натиск врага. Все полегли в неравной борьбе там, где стояли.
Воодушевленные турки углубились в расположение гренадерского корпуса. Еще усилие — и оборона будет смята, блокада прорвана, а вырвавшееся на простор турецкое войско само станет для русских грозной силой.
Представление о сражении дополняет рапорт командира корпуса, переданный генерал-адъютанту Тотлебену. Вот некоторые выдержки из него:
«Наступление было ведено неприятелем с замечательной быстротою, впереди сплошная цепь стрелков, за которою непосредственно следовали поддержки в разомкнутом строю, который представлял из себя также как бы сплошную цепь; за поддержками шли резервы; артиллерия сопровождала цепь стрелков. Несмотря на учащенный огонь всех наших 9-фунтовых батарей и огонь пехоты, турки, проникнув в промежутки между окопами, перебили защитников; слабые остатки их, уже не в силах держаться, стали отходить.
Подоспевший 10-й гренадерский Малороссийский полк, приняв на себя сибирцев, задержал наступление противника, при этом сам понес огромные потери: в несколько минут из строя выбыли три батальонных и половина ротных командиров… восемь наших орудий находились в руках турок… подошел Астраханский полк и смело двинулся вперед… Непосредственно за ним шел и 11-й гренадерский Фа-нагорийский полк… На подходе были 8-й гренадерский Московский и 7-й Самогитский полки…
В 10 с половиной часов они атаковали противника, занявшего наши ложементы. Ничто не могло устоять против этой атаки. Отбросив турок, астраханцы и фанагорийцы, поддержанные сибирцами и малороссийцами, быстро продолжали наступление, штыками выбивали турок из траншей…».
Неизвестно, сколько бы продолжалось это страшное побоище, если б не ранение находившегося в боевом порядке Осман-паши. Многие увидели, как конь под ним осел, а вместе с ним упал и он, обагренный кровью. В рядах наступающих возникла паника. Вскоре взметнулось белое полотнище: турки запросили пощады.
Потери турецкой армии в том сражении составили 6 тысяч человек, а в плен сдались 10 пашей, 128 штаб-офицеров, 2 тысячи обер-офицеров, 40 тысяч нижних чинов, 77 орудий.
Есть в Москве в Лубянском сквере, что у Старой площади, часовня. Это памятник гренадерам в честь одержанной ими победы под Плевной 28 ноября 1877 года. Проект памятника принадлежал известному русскому художнику академику Владимиру Осиповичу Шервуду. Закладка памятника состоялась через десять лет после того сражения. Построен он на средства от добровольных пожертвований. Ныне памятник напоминает о славном подвиге русского воинства в далекой войне на Балканах.
Скобелев застал Осман-пашу в небольшом помещении караулки, куда того доставили после пленения. Турок сидел на скамье, положив раненую ногу на патронный ящик. Это был пожилой, дородный и крепкий человек с острым проницательным взглядом. На волевом лице черная с проседью бородка. При нем находились доктор и переводчик. Увидев русского генерала, Осман-паша хотел подняться, но Скобелев остановил его, представился:
— Я — генерал Скобелев.
Услышав фамилию, раненый с интересом посмотрел на вошедшего: