Генерал Скоблин. Легенда советской разведки
Шрифт:
— Встрече со славными корниловцами я всегда рад!
— Ваше превосходительство, покорнейше прошу Вас принять участие и в праздновании юбилея чинов полка в Брюсселе. Присутствие генерала-первопоходника будет приятно всем корниловцам».
Однако Антон Иванович от предложения отказался. Мотивировал он это тем, что у него сейчас есть срочные дела, а Скоблин мог бы и заранее об этом предупредить. Все уговоры генерала успехом не увенчались. Деникина не зря называли непреклонным…
(Через 60 лет после этих событий дочь генерала так опишет эти события: «Скоблин приехал в своем автомобиле. Наши окна выходили во двор. И папа видел, что там два человека вокруг автомобиля гуляют. А Скоблин стал благодарить папу за то, что он приехал на Корниловские празднества, а потом начал его уговаривать поехать с ним в Брюссель, где будут новые торжества. Папа отказывался. А когда тот стал его упрашивать поехать на автомобиле, папа совсем рассердился. И вдруг открылась дверь в соседнюю комнату, а там натирал пол наш друг — казак, он услышал, что папа сердится, и вошел. Скоблин, увидев казака огромного роста, явно испугался, тут же простился и ушел. На следующее утро все газеты написали о похищении генерала Миллера и о том, что генерала Деникина тоже едва не похитили».
Странно, что Антон Иванович не узнал Григуля и Трошина. Еще более странно, что Марина Деникина-Грей, автор книги о похищении Кутепова и Миллера, так и не узнала, кто же были эти два человека, которые прогуливались около автомобиля. Хотя они стояли навытяжку перед генералом в тот момент, когда Скоблин уговаривал его ехать в Брюссель. И оба проходили свидетелями по этому делу и выступали в суде…)
Спустя час трое корниловцев вошли в квартиру Евгения Карловича Миллера. Узнав о том, что председателя РОВС нет дома, они крайне огорчились. Выразив жене сердечную благодарность от лица всех чинов полка за те добрые слова, которые генерал высказал им на юбилее, Скоблин, Трошин и Григуль откланялись. Лишь Николай Владимирович на секунду задержался в дверях, смотря на кресло, в котором любил сидеть вечерами хозяин дома.
1 октября 1937 года в парижском Дворце правосудия Надежду Плевицкую подвергли первому по-настоящему серьезному допросу. Следователь, выражаясь фигурально, решил сразу зайти с козырных карт: пригласил присутствовать при этом жену и сына похищенного генерала Миллера. Их встреча с Плевицкой была весьма драматичной о чем можно судить даже по беспристрастной стенограмме:
«Следователь: Как вы провели четверг? Что делали? С кем встречались? Видели ли мужа?
Плевицкая: Если бы я его увидела, я бы вцепилась в него, не отпустила бы от себя, на эшафот вместе с ним пошла, чтобы он ни сделал! Но я не нашла его. Не нашла моего Николая. Я знаю, генерал Миллер исчез, это несчастье. Но поймите, мой муж бросил меня. Покинул.
Следователь: Где же вы были весь день? Где его искали?
Плевицкая: Я сама не знаю. Я как безумная была. Ходила, брала такси, в Булонский лес, в Сен-Клу, сама не знаю куда. Я Парижа не знаю, улицы не помню. Всегда муж возил меня в автомобиле. В каждой машине мерещилось мне, не он ли? Галлюцинации какие-то. Я даже думала, не у Миллера ли он.
Следователь: Если вы думали, что ваш муж мог быть в доме генерала Миллера, почему вы не поехали туда?
Плевицкая: Я по-французски не говорю, на какой улице была тогда, не знала. Ну как я могла знать, как туда ехать? А потом я боялась. Может быть, он не там.
Следователь: Почему Вы не позвонили по телефону?
Плевицкая: Не умею говорить. Не могу. Вообще я растерялась.
Следователь: Где вы завтракали и обедали в тот день?
Плевицкая: Я не ела весь день. Была в кофе на площади Жанны Дарк около Тюйлериского сада. Надеялась, что сюда придет мой муж, здесь мы бывали часто.
Следователь: Были ли у вашего мужа деньги, когда он уходил из отеля „Паркс“?
Плевицкая: Нет, у него ничего не было. Уходя с Мацылевым, он оставил в отеле бумажник со всеми нашими деньгами.
Следователь: На какие деньги жили вы и ваш муж?
Плевицкая: Я давала концерты, хорошо зарабатывала, особенно в турне по Прибалтике, в Финляндии, на Балканах.
Следователь: Но мы знаем, что вы жили выше ваших средств.
Плевицкая: Нет, нет. А когда нам не хватало денег, мой друг Эйтингон выручал нас. Он — богатый человек, присылал нам деньги из Берлина. А сколько — точно не помню. Это знал мой муж, он вел наши денежные дела.
Миллер: Вы же знаете, что случилось. Вы обязаны помочь найти наших мужей.
Плевицкая: Но я ничего не знаю, я ни в чем не виновата.
Миллер: Умоляю Вас, скажите всю правду, все, что вы знаете.
Плевицкая: Но я, в самом деле, ничего не знаю! Как Вы могли поверить этим подлым слухам?
Следователь: Скажите, а почему Вы не пришли к мадам Миллер, узнав о постигшем ее горе? Ведь эта семья была Вам не чужой.
Плевицкая: Не знаю. Об этом совсем не думала».
В этот момент следователь вытащил из ящика стола записную книжку Скоблина. Это был сильнейший психологический удар. Плевицкая немигающим взором смотрела на нее несколько, показавшихся ей целой вечностью, секунд. Она с тревогой ждала вопроса. И он последовал, но вовсе не тот, к которому она морально успела приготовиться: «Скажите, что означает эта запись в блокноте вашего мужа: „Передать Е.К. о свидании в 12 ч. 30 м. 3 П 67 гри“?»
Плевицкая, едва отдышавшись, смогла выговорить лишь: «Ничего не знаю, ничего не понимаю».
Следователь, казалось, только этого ждал. Пристально глядя в глаза Плевицкой, он чеканил слова, как шаг на параде: «Все ясно. Ваш муж заманил генерала Миллера на свидание. Он главный виновник похищения. А Вы — его сообщница».
Оставшиеся вопросы, самым главным из которых был финансовый, сути уже не меняли. Плевицкая вдруг отчетливо поняла, что выбраться из этого капкана будет очень сложно, если вообще возможно. Ни одному ее слову следователь не верил. Вдова Миллера всем своим видом показывала, что считает именно Скоблина главным виновником похищения председателя Русского общевоинского союза. Друзья мужа отвернулись от нее. Она осталась одна против всех. Русская эмиграция словно мстила ей за годы триумфа. Она еще не знала, что главный удар по ней наносится как раз в эту минуту…
Несмотря на всю закрытость «Внутренней линии», избежать утечки информации не удалось. Некоторые документы попали в руки членов Национально-трудового союза нового поколения. 9 октября 1937 года был обнародован доклад парижского отделения. В зале Социального музея яблоку негде было упасть. В гробовой тишине люди слушали ужасающие подробности:
«Вся русская эмиграция взволнована сейчас исчезновением генерала Миллера. Наш союз в лице Председателя РОВСа потерял доброго друга, лично относившегося к нам с неизменной и глубокой симпатией. Этот удар, нанесенный большевиками РОВСу, фактически нанесен всей национальной эмиграции, ибо основным мотивом преступления несомненно являлось желание большевиков провести на руководящие посты РОВСа людей, тесно связанных с конспиративной организацией, именуемой „Внутренняя линия“. На пути осуществления этого плана стоял генерал Миллер, которого надо было заменить своим человеком.
Цель же „Внутренней линии“ заключалась:
1) в насыщении своими агентами всех национальных русских организаций в эмиграции.
2) в объединении этих организаций под единым руководством и контролем „Внутренней линии“, которая к этому времени должна была занять все командные посты в РОВСе и использовать его доблестный флаг.
3) в полной изоляции и дискредитировании НТСНП как организации, ускользнувшей от ее контроля и ведущей самостоятельную непримиримую и решительную борьбу с поработителями России.