Генерал Юденич
Шрифт:
— Государь император просил передать вам, Николай Николаевич, глубокую личную признательность за Эрзерум.
— Прошу передать государю мою верноподданническую благодарность.
— Он выразил пожелание дополнить достигнутый успех не менее успешным ударом на Трапезунд.
— Это мнение императора или его штаба?
— Таково мнение Ставки Верховного. Об этом со мной говорил генерал Алексеев.
— Думаю, что с такой задачей армия справится.
— Каковы на сегодня силы Приморского отряда?
— У генерала Ляхова в строю 15 тысяч человек при 50 Орудиях. Но из армейских резервов в Батум мы послать почти ничего не можем — нам весь фронт держать надо.
— Тогда большая надежда на Черноморский флот.
— Ляхову с самого начала войны деятельно помогает капитан 1-го ранга Римский-Корсаков, командир Батумской военно-морской базы. Её корабли хорошо пристрелялись к вражескому побережью.
— Значит, и в этот раз будет поставлена Римскому-Корсакову задача на взаимодействие с Приморским отрядом.
— Ляхову не пройти к Трапезунду без хорошей поддержки с моря.
— Тогда, Николай Николаевич, пусть армейские штабисты-оперативники поспешат с разработкой наступательной операции от города Ризе.
— Будет исполнено, ваше превосходительство.
— Как вы собираетесь назвать новую операцию?
— Трапезундской...
Расчёты, проведённые в армейском штабе, со всей очевидностью показали, что Приморский отряд генерала Ляхова для гарантированного успеха наступления сил имеет недостаточно. Об этом Юденич известил Ставку.
Император Николай II пошёл навстречу просьбе командующего Кавказской армией и великого князя Николая Николаевича-Младшего. С Русского фронта по железной дороге в город-порт Новороссийск были перевезены 1-я и 3-я Кубанские пластунские бригады. Они составили ударную силу Приморского отряда генерала Ляхова.
Трапезундская наступательная операция с самого начала развивалась успешно. Для оперативного управления войсками в Приморский отряд прибыл командующий Кавказской армией. Юденич лично руководил высадкой у Сюрмене десанта силой в одну Кубанскую пластунскую бригаду с приданной ей казачьей батареей.
Решение высадить десант у Сюрмене привело к серьёзному конфликту с командующим Черноморским флотом адмиралом А. А. Эбергардом. Тот считал задуманное делом рискованным и опасался за свои корабли:
— Николай Николаевич, прибрежные воды по глубинам и подводным опасностям не размечены на морских картах района Сюрмене. Я, как командующий флотом, считаю проведение десантной операции делом рискованным.
— Андрей Августович, на то она и война, чтобы рисковать.
— Согласен. Но одно дело, если в атаке гибнет пехотный батальон или на подводной мине подрывается боевой корабль с экипажем.
— Если вы опасаетесь мин, то можно послать вперёд тральщики. Прикроете их огнём с моря в случае необходимости.
— У меня сейчас в Батуме стоит всего два тральщика. Да и то вы их используете для высадки на берег своих пластунов.
— Что ж, других десантных судов мы пока не имеем.
— А почему вы своей властью не мобилизовали в Батуме местные суда с их экипажами?
— От них проку мало. На гребных парусниках даже пехоты много не перевезёшь. А пароходов в Батуме с началом войны нe бывало.
— Пароходы можно было пригнать из других черноморских портов. Они там есть и стоят, как правило, в бездействии.
— Сейчас уже нет времени просить о том Ставку. Что вас, Андрей Августович, сейчас беспокоит у берегов Кавказа?
— Из Севастополя передали радиограммой о появлении в восточной части Чёрного моря германского линейного корабля «Гебен».
— Это тот «Гебен», который в Константинополе переименовали в «Султан Селим»?
— Да. Но появление у кавказских берегов мощного «Гебена» — это уже серьёзно.
— Почему?
— По имеющимся данным, он идёт в сопровождении подводных лодок. Число их пока не установлено.
— Тогда какая роль вашей Севастопольской эскадры, если вражеский линейный корабль подойдёт к берегам Кавказа?
— Эскадра предназначена для ведения войны на море, а ре для прикрытия армейских десантов.
— Вы так считаете?
— Не я так считаю. Это закон военно-морского искусства, не мною установленный.
— Но Трапезундская операция проводится по решению Ставки. И не вам, господин адмирал, её отменять или ставить под сомнение.
— Пусть это так, но я отвечаю за целостность Черноморского флота, а не вы.
— Тогда поступайте как знаете, но Батумский флотский отряд высаживать десант у Сюрмене всё же будет. О том уже доложено из Тифлиса Верховному Главнокомандующему.
— Хорошо. Но рисковать кораблями оперативной эскадры я не волен.
— В таком случае «Гебен» страшен вам, а не мне...
Это столкновение двух людей, наделённых большими правами на войне, имело своё продолжение. Адмирал Эбергард перед самой высадкой десанта у Сюрмене отдал приказ кораблям, прибывшим из Севастополя, покинуть воды этого прибрежного района. Появись здесь «Султан Селим» с немецкой командой на борту — я высаживающуюся на берег 240 Кубанскую пластунскую бригаду ждала гибель. Мог погибнуть и сам командующий Кавказской армией.
Вскоре Эбергард был снят с должности командующего флотом Чёрного моря и отправлен в почётную столичную ссылку. На то у Ставки Верховного главнокомандующего оказались серьёзные причины. Правда, благоволивший к сыну русского консула в Греции император Николай II высочайшим указом назначил опального флотоводца членом Государственного совета и Адмиралтейств-совета.
На его место в Севастополь прибыл с Балтики начальник Минной дивизии вице-адмирал А. В. Колчак, снискавший большую популярность своими действиями в Рижском заливе и награждённый орденом Святого Георгия 4-й степени за проведение десантной операции в германском тылу у мыса Домеснес (Калкасрагс). С Колчаком у Юденича до самого конца их личного знакомства, в том числе и в ходе Гражданской войны, сложились отношения полного взаимопонимания. И что немаловажно — доверительного.