Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны
Шрифт:
В числе таких «счастливчиков» оказался командир советской 29-й моторизованной дивизии генерал И. П. Бикжанов со своими 120 бойцами. А вот от командира 4-го корпуса генерала Е. А. Егорова удача отвернулась в последний момент. Видимо, он участвовал в вечерних атаках, и в ходе одной из них, уже пробившись через боевые порядки 71-го полка противника, все-таки не избежал пленения. Подробности произошедшего с генералом остались неизвестными, известно только, что случилось это вечером 29 июня возле дороги севернее д. Деречин, и «отличились» солдаты немецкой 29-й моторизованной дивизии. Известие о его пленении попало в штаб немецкого XII корпуса в 00.10 30 июня [154, Fr. 90; 227, Л. 83].
Вероятно, со слов самого комкора-4, события, предшествовавшие
При передислокации «колонна штаба 4 ск попала под огонь противника, началась паника. В этой обстановке Егоров был ранен. Мимо упавшего советского генерала прошли немецкие танки. Сидевшие на броне танков автоматчики заметили красные лампасы на брюках Егорова, подобрали его и увезли в штаб, а оттуда – в слонимский госпиталь» [455, с. 7]. Сохранившиеся немецкие фотографии пленного командира 4-го корпуса не подтверждают факта его сколько-нибудь серьезного ранения.
Начальник штаба 4-го корпуса полковник П. И. Чижик в этот день сумел избежать и гибели, и пленения. В течение нескольких месяцев он продолжал упрямо идти на восток, рассчитывая достичь линии фронта. Однако утром 12 октября 1941 г. фортуна отвернулась от него: полковник попал в зону проведения антипартизанской акции и, чтобы не быть причисленным к партизанам или к бандитам (немцы именовали их «Freisch"arler»), что означало бы неминуемый расстрел, решил сдаться.
Генерал Е. А. Егоров выходит из немецкого автомобиля, июль 1941 года
На допросе он рассказал, что его корпус «уже в первые дни был разбит неприятелем. С этого времени он шлялся в тыловом районе, переходя из деревни в деревню. Спрошенный об этом подробнее, он сказал, что надеялся таким способом позади немецких войск добраться до своей семьи в Москве. На вопрос, почему он не попытался перейти линию фронта, он после долгих колебаний ответил, что боялся». Далее его спросили, а почему тогда он не послушался призыва к окруженцам и не дал знать о себе немецким властям. Полковник ответил, что от крестьян он слышал о таком, но считал для себя сдачу в плен бесчестным (ehrlos). Тогда последовал новый вопрос: «почему же он вчера в 4 часа утра, когда раздалась стрельба, выбежал на дорогу, он ответил, 1: чтобы не подумали, что он заодно с партизанами, 2. опасался, что начнется настоящий бой». Немцы ему не поверили: у них сложилось стойкое впечатление, что полковник П. И. Чижик сотрудничал с партизанами самым тесным образом [225, Л. 127–128]. Возможно, в дальнейшем полковник П. И. Чижик все-таки был немцами расстрелян по подозрению в содействии партизанам. Во всяком случае, на Родину после окончания войны он не вернулся и числится в пропавших без вести.
Между тем, 34-я пехотная дивизия вермахта продолжала уничтожать окруженные советские войска. К 1 июля, отразив многократные попытки прорыва, она захватила в плен 1800 бойцов и командиров. Среди них оказались два полковника, которых, как это нередко бывало в немецких документах, назвали не по фамилии, а только по должности. Один из них представился как заместитель командира дивизии с номером 90/90, второй – как офицер связи танковых войск при армии (Verb. Offz. der Pz. bei der Armee) [208, Fr. 306].
Каждая из этих двух «должностей» – загадка. В Красной Армии никогда не было танковой дивизии с таким причудливым номером 90/90. Однако имелся 6-й механизированный корпус, который носил номер в/ч 9090 и как раз воевал на р. Зельвянка. На должности заместителя командира по строевой части здесь числился полковник Д. Г. Кононович [340, с. 210]. Но никаких сведений о пребывании его в немецком плену на настоящий момент не имеется, а по данным ОБД он считается пропавшим без вести в 1941 г. [325, Л. 187].
Ничуть не проще обстоит дело со вторым полковником, поскольку такой должности – офицер связи танковых войск при армии, – в РККА не существовало. Учитывая принадлежность полковника к танковым войскам и службу в армейской управлении, с достаточной долей уверенности можно предположить, что в данном случае речь идет о полковнике Г. И. Антонове, начальнике отдела автобронетанковых войск 10-й армии Западного фронта. Документы соседней, 29-й моторизованной дивизии противника, это подтверждают.
Полковник Г. И. Антонов в окружении немецких офицеров, июль 1941 года
Под Волковыском, на подходе к р. Зельвянка, было разгромлено управление 5-го стрелкового корпуса. Из его состава числятся пропавшими без вести три генерала, что стало печальным рекордом. Еще ночью, при переправе через р. Щара и далее при следовании по дороге Берестовица – Волковыск, колонна штаба неоднократно подвергалась обстрелам и бомбардировкам с воздуха. Утром 28 июня командир корпуса генерал А. В. Гарнов, прихватив с собой начальника оперативного отдела майора А. П. Неугодова, отправился вперед, в сторону Волковыска, на поиски штаба 10-й армии. В армию они так и не прибыли, и назад тоже не вернулись.
Двигавшаяся советская колонна вновь подверглась атакам, дивизионные «органы управления были значительно деморализованы, большая часть техники, транспорта и живой силы уничтожена, а остатки рассеяны. Одновременно такая же участь постигла и остатки колонн штаба корпуса». Не дождавшись прибытия комкора, уехал искать штаб 10-й армии полковник М. В. Бобков, в ходе бомбежек и перестрелок исчез начальник артиллерии генерал Г. П. Козлов. К 30 июня 5-й корпус уже не представлял из себя боевой единицы, кто имел волю, собирал вокруг себя отряды и группы, чтобы идти на восток [435, Т. 1. с. 531–532]. Так, смогли выбраться полковники М. В. Бобков и Г. Ф. Мишин, но большинство командиров штаба погибли или пропали без вести. В их числе и все три генерала управления – А. В. Гарнов, Г. П. Козлов и Ф. И. Буданов.
История совсем иного рода приключалась в полосе наступления немецкой 12-й танковой дивизии. В этот же день, 29 июня 1941 года ее части столкнулись с неприятной для себя ситуацией. Разгромленные в предшествующих боях советские войска, собравшись в отряды, стали атаковать дороги, по которым осуществлялись перевозки противника и даже вышли на ближние подступы к его штабам и командным пунктам.
Пришлось часть сил бросить на уничтожение этих групп. В одной из стычек вечером 29 июня солдатам 2-го батальона 25-го пехотного полка сдался некий советский полковник. В ходе опроса тот сообщил, что по национальности – «бессараб и перебежал добровольно, поскольку не согласен с советскими идеями. Он показал, что является командующим артиллерией 4-й танковой дивизии 10-й армии… Дивизия через переводчика потребовала от русского полковника вернуться к своим войскам, чтобы сказать им, что сопротивление бессмысленно, и что русских пленных не расстреливают. Русский полковник без долгих размышлений согласился выполнить это требование. Сегодня в 9.00 он был отправлен к русским войскам в полосе 2-го батальона 25-го полка. Два часа спустя на этом участке были отмечены многочисленные русские перебежчики. В какой связи находятся действия этих русских с поручением, данным полковнику, в настоящий момент установить трудно» [57, Fr. 73].