Генетика любви
Шрифт:
— Ты пил, что ли?
— Да, и что? — с вызовом ответил муж. — Ты же видишь, я трезвый, как муассанит[1] лучшей огранки! Итак, пойдём в твою спальню или мою? — Он ухватил меня покрепче, от чего пуговица на его пиджаке болезненно впилась мне в район солнечного сплетения.
— Я не хочу, — пробормотала тихо, ожидая вспышки гнева.
«Может, если не злить и не напоминать про развод, то он отстанет и всё вернётся в обычное русло, когда он удовлетворяется на стороне?»
Мориса перекосило от «не хочу», но он отпустил меня, выругавшись себе
— Ну вот, от тебя снова стало пованивать. О чём ты думала за ужином?
«О мужчине, который никогда бы не произнёс такие слова, как “заделал”, “натянул” и “бампер” по отношению к женщине».
— Гм-м-м… — Я отстранилась от Мориса настолько, насколько возможно, выбрала программу стирки на посудомойке и вытерла руки о вафельное полотенце, собираясь с мыслями. — Я размышляла о том, что, когда переехала с Эльтона, бросила колледж. Потом была сложная беременность…
Морис демонстративно закатил глаза.
— Давай уже быстрее. Когда я спрашивал, о чём ты думала, я не имел в виду, что мне это интересно. Я просто хотел, чтобы ты подумала о том же самом.
Я торопливо кивнула.
— Как ты смотришь на то, чтобы я снова пошла учиться в колледж на архитектора?
— Зачем это?!
— Мне хотелось бы получить образование…
— Чтобы потом работать девочкой на побегушках на какой-нибудь фирме? Ну уж нет. Моя жена этим заниматься не будет! Да меня все на смех поднимут! Скажут, будто я не способен обеспечить семью. А я, между прочим, редкий специалист по логистическим операциям!
«А ты и не способен, — с неожиданной злостью подумала. — Это государство даёт дотации на Ланса и Лотта, и мы живём на них».
— То есть то, что твоя жена драит трёхэтажный дом с утра до вечера, — это достойно, а офисная работа — нет? — не выдержала я.
— Пф-ф-ф, — фыркнул Морис, пренебрежительно махнув рукой. — Да какая это работа? Я тебе робота-уборщика подарил.
«Ага, на рождение сыновей. И твои родственники умилялись, какой ты заботливый».
— Восемь лет назад, и тогда у нас была ещё небольшая двухкомнатная квартира. Чтобы этим роботом убрать всю территорию поместья, мне приходится наклоняться, заменять аккумулятор, фильтры и воду столько раз, что вымыть полы руками проще. Я даже не говорю, что он тяжёлый настолько, что поднять его по лестнице — как сходить в спортзал.
— Ну вот, считай у тебя ещё и бесплатный фитнес, — широко оскалился Морис. — Что же ты такая неблагодарная, а, мышка-глупышка?
Вдох. Выдох.
— Я не люблю, когда ты меня так называешь.
— А я не люблю, когда ты отказываешь в постели. — Морис снова недвусмысленно положил руку на поясницу и потёрся. Слава Вселенной, на этот раз только животом. — Но так и быть, я готов обдумать разрешение на учёбу, если прямо сейчас ты раздвинешь ноги и будешь стонать так, как стонала в наш первый раз.
К счастью, от ответа меня избавил Ланс, вбежавший на кухню.
— Пап, мам, там Лотт задумал какую-то ерунду в моей комнате, а я ему говорю, что дырка в полу мне
Я перевела растерянный взгляд на мужа:
— Морис, ты так и не поговорил с сыновьями?!
Он вновь пренебрежительно возвёл глаза к потолку.
— Какого шварха это я должен делать?! Почему ты не можешь им сказать, чтобы они прекратили хулиганить?!
«Потому что это и называется отцовством. А заделать детей может каждый».
Морис сделал замечание детям в излюбленном виде: мол, он-то понимает, что они растут будущими мужиками, но трусливая мама против опасных экспериментов в доме. У меня закончились силы спорить, что нельзя подрывать авторитет второго родителя и так общаться с сыновьями, их надо воспитывать и доступно объяснять, почему нельзя делать те ли иные вещи. Супруг лишь отмахнулся:
— Они ещё мелкие, вон наросты резонаторов только-только появились. Восемь лет, я тебя умоляю. Вот будут постарше, тогда и поговорю с ними по-мужски.
Чувствуя себя вымотанной и выжатой досуха после физически сложного дня и очередного неприятного разговора с Морисом, я рухнула в постель, а проснулась… от настойчивых толчков в бока.
— Мам-мам, проснись! Ну, ма-а-ам!
Я еле-еле разлепила глаза и бросила взгляд на коммуникатор. Два часа ночи.
— Что-то случилось?
Полностью одетые и сосредоточенные Ланс и Лотт сидели по краям матраса. У обоих в руках находилось по стеклянной литровой таре.
— Мам, слушай, папа сказал, что фигню можно делать только со взрослыми.
«Морис, неужели нельзя было объяснить детям всё нормальными словами?!»
— Правильно он сказал. Только не «фигню», а необычные занятия.
— Так вот, мы собрались на улицу. Сегодня ночь, когда у жуков-роговиков рога светятся! Их можно поймать в банку.
— Зачем вам это? — Я приподнялась на локте, чувствуя, что невыносимо хочется спать.
— Ну как же?! Это же так здорово! Светящиеся рога! Надо это изучить! А вдруг у нас, цваргов, они тоже могут светиться, а мы не знаем? Учитель Кианз хотел про жуков рассказывать на вчерашнем занятии, и если бы он не заболел, то мы точно роговиков изучали бы!
— Лотт, Ланс, это всё хорошо, но сейчас ночь на дворе. Куда вы пойдёте за жуками? Я уверена, что господин Кианз ни в коей мере не подразумевал, что вы среди ночи должны собирать насекомых. Скорее всего, как только он выздоровеет, принесёт в класс картинки или голограммы. Давайте спать, а? Роговиков в крайнем случае можно и утром собрать.
Я вновь опустила голову на подушку и шумно зевнула. Глаза слипались.
— Ну, ма-а-ам, картинки — это не прикольно. А утром они перестанут светиться, и их уже не найти в траве! Неужели ты не понима-а-аешь?! — Лотт снова потряс за плечо. — И вообще, мы поступили хорошо. Задумали дело — и пришли к тебе, а ты нас прогоняешь спать. Разве это справедливо?