Гениальный грабитель

Сухов Евгений Евгеньевич

— Кто забирает их из банка?

— Тоже курьеры. Доверенные лица теневых партнеров.

— И как же они забирают?

— Ты меня удивляешь! Обыкновенно! Показывают сопроводительные документы, забирают контейнеры и увозят. Все! Больше никому нет никакого дела!

— Интересные вещи ты мне рассказываешь, Федор, — не удержавшись, признался Шабанов.

— Только ради бога, никому ни слова! — взмолился приятель. — Иначе я в два счета вылечу с работы… — Запнувшись, добавил: — Хотя, может быть, и куда хуже. Знаешь, устал я от всего этого, вот оно мне где! — взял он себя двумя пальцами за горло. — Ладно бы платили как следует, а то просто швыряют подачки и думают, что я молчать должен. А я не хочу! — неожиданно громко произнес Федор Юрьевич. — Пусть все знают!

С дальних концов зала на них

стали заинтересованно посматривать. Следовало и в самом деле быть предельно осторожным.

— Успокойся, — посоветовал Степан, — если и в самом деле не хочешь без башки остаться.

— Ты прав… А что самое удивительное, этих алмазов, как будто бы и в природе не существует! Точнее, они есть, но в Гохран под теми же самыми номерами поступают и другие. Как их отличишь, эти алмазы? Они ведь одинаковые, как однояйцевые близнецы. А потом, кто будет особенно присматриваться? Ха-ха!

— И в какой же банк идет вся эта неучтенка? — как можно безразличнее спросил Шабанов.

— Все поставки неучтенных алмазов идут в банк «Заречье». Там их помещают в хранилище, оборудованное десятью степенями защиты. Руководство не так уж и глупо. Само ворует, а другим ограбить себя не позволяет. Ха-ха! Так что они знают, куда именно следует складывать алмазы. Порой совершенно не понимаю, что делается в нашем отечестве… У нас тут недавно случай один произошел. Приехал к нам бизнесмен один, Феликс Крутский, организовал акционерное общество по огранке алмазов, собрал с акционеров пару миллионов и слинял. Но вскоре обнаружился его обезображенный труп. Но что самое удивительное, недавно его видели около банка «Заречье». Вот такие они дела… Знаешь, Степа, что-то меня развезло. Пойду-ка я к себе. Не хватало уснуть еще прямо здесь же, за столом. Потом разговоров не оберешься!

— Давай я тебя провожу, — поднялся Шабанов.

— Не надо, доберусь сам. Тут недалеко. А потом, все-таки у нас лето, а не зима, — показал он на небольшую полянку из цветов, пробивавшихся через вечную мерзлоту к светло-желтому полярному солнышку. — Не замерзну! Ты надолго к нам прибыл?

— Сложно сказать. Но, думаю, скоро уеду.

Показав на Варю, протиравшую столы, заметил:

— А ты девчонку не упускай. Посмотри, как она на тебя поглядывает! А глазища-то какие! Как таежная голубика. Такую красоту нигде не встретишь. Э-эх!

* * *

Вернувшись домой, Федор Юрьевич расслабил галстук и плюхнулся в мягкое кресло. Беседа пошла немного не так, как планировалось поначалу. Или Степан завязал со своим прежним ремеслом: как сказали бы в полиции, встал на путь исправления, или его совершенно не заинтересовали неучтенные алмазы. Впрочем, присутствовал и третий вариант: за прошедшее годы Степан превратился в классного конспиратора, изменился не только внешне, но и внутренне и отлично научился прятать все то, что находится у него в душе, чего раньше за ним не наблюдалось.

Остается немного подождать.

Глава 4. Серое небо Якутии

Для Якутии солнечная погода — редкость, чаще всего небо темно-серое, непроницаемое, тяжелое, того и гляди разрешится от бремени холодным неприятным дождем. Но сейчас через приоткрытые занавески был виден кусок голубого неба. Очевидно, сегодня им покровительствовала даже природа.

Шабанов обернулся в сторону Вари, смотреть на красивую девушку было всегда приятно. Степан с улыбкой вспоминал вечер, когда впервые ее увидел…

Как известно, судьбу всегда определяют случайности. Не окажись у него свободного времени, так он ни за что бы не приехал в Дружный. Не будь он так голоден, так не принял бы предложение Федора перекусить и прошел бы мимо небольшого неприметного ресторана под названием «Алмазы Якутии». Расположись они за другим столиком, так их обслуживала бы совершенно другая официантка, на которую Степан не обратил бы внимания. Но в этот день все сложилось именно в его пользу. Просто звезды повернулись таким образом, и к нему за столик в укороченной черной юбке подошла Варя, или Варенька, как он стал называть ее впоследствии, и очаровала своими крупными глазами. Нельзя сказать, что она была писаной красавицей, глядя на которую мужики валились по сторонам штабелями. В

ней отсутствовали какие-то стандарты женской красоты, позволявшие блистать на подиуме. Ровным счетом ничего, что могло бы выделить ее из большого числа красивых девушек с обложек журналов. Но именно такая, несколько особенная внешность не позволила бы ей затеряться даже среди писаных красавиц. Ее лицо обладало притягательностью, о которой она даже не подозревала, возможно, именно это качество называется харизмой. У Вари не было тех ног, глядя на которые, мужики, посворачивали бы шейные позвонки. Обыкновенные ноги, не костлявые и не полные, ровно такие, какие встречаются у подавляющего большинства женщин. Может быть, слегка полноватые в коленях, но это идет только в плюс ее женственности. Фигура стройная, крепенькая, никакой осиной талии или значительных прелестных выпуклостей, что так украшают женскую фигуру и дают дополнительные очки в сравнении другими сестрами Евы. Лицо простое, лишенное каких-то красивых особенностей в виде пухлых губ или глаз величиной с чайное блюдце. Щечки пухленькие, миленькие, с ярким румянцем, будто бы наливное яблоко; линия губ аккуратная, прямой небольшой нос; выпуклый без единой морщины лоб; невероятно ровный овал лица с едва выступающими скулами, что делало ее похожей на степную воинственную нимфу. Правда, поверить в сказочное перевоплощение мешали большие широко распахнутые глаза, взиравшие на окружающих с толикой наивности. Видно, ее предки, донские казаки, пришли в гиблые северные места три столетия назад, спасаясь от царского гнета. И вот их кровь, смешавшись с кровью местного населения, дала возможность появиться столь необычному самоцвету.

Что еще? Ах да, еще у Варвары был дивный мелодичный голос, поражавший и подчинявший одновременно. Нередко девушек, имеющих ангельскую внешность, подводит именно голос — порой с хрипящими интонациями, с надрывом где-то в голосовых связках, часто пронзительный, как у рассерженной вороны. А тут невероятно чистый, как журчание колодезной воды. В нем слышались сильные порывы ветра, призывы к былой казачьей вольнице и гортанное пение шаманов под размеренные удары бубна. В девушке была индивидуальность, столкнувшись с которой, долго не забываешь, и существовал риск заполучить зарубку на сердце.

У Степана Васильевича было много женщин. Он вошел в ту пору, когда обладание ими не считал какой-то победой. Всего-то небольшое приключение, которое скрашивало серую суетность, вскоре забывавшееся. Он не вел им счета, как случалось в честолюбивой молодости. Просто, достигнув определенного возраста, начал понимать, что, быть может, это не он обладал женщинами, а они одерживали над ним победы. Иное дело — добиться благосклонности женщины незаурядной, пусть даже не модельной внешности, но невероятно умной, настоящей личности, знающей себе цену. Таких встреч бывает не так уж и много, их можно пересчитать на пальцах одной руки.

Прежние его женщины походили одна на другую, напрочь лишенные индивидуальности: высокие, стройные и бездушные, будто куклы Барби. Заглянув в местечковый ресторан, Шабанов никак не ожидал увидеть нечто особенное, что поразило бы его воображение. Что же там может быть такого, чего он не видел раньше? В конце концов, опыт посещения общепита он имел невероятно большой, начиная с уютных ресторанчиков в Таиланде и заканчивая забегаловками в Мексике. Разумеется, он предполагал увидеть на стенах крохотного якутского ресторанчика что-то из местного колорита: шкуру убитого мамонта или череп саблезубого тигра, вырытого из многолетней мерзлоты, а то и подвешенный к самому потолку бубен шамана или кусок кимберлитовой породы, занимавший почетное место где-нибудь в углу ресторана, но в целом удивляться было нечему, разве что многочисленным оленьим рогам, украшавшим стены. Его встретила весьма заурядная обстановка, напоминающая общепит советской эпохи, где главным украшением стола считалась белая скатерть с вазой с неживыми цветами, выставленная в самую середину, и стеклянная уродливая пепельница. Так что в своем костюме от Армани он невольно ощущал себя неуютно. Тут главное не вляпаться рукавом в остатки хлебосольного борща или не присесть на стул со следами недавней трапезы. В этой сибирской обстановке он невольно ощущал себя некой экзотической птахой, оказавшейся в вольере среди голубей и воробьев.