Гениталии истины
Шрифт:
Мужчины горячо поблагодарили её и удалились в ночь. Девушка долго смотрела им вслед, лаская взглядом ягодицы то одного, то другого, а голове у неё, будто муха в банке, билась, обречённая так и сгинуть в девичьем черепе странная, но сладкая катавасия: с козла молока – молока хоть с козла – с козла хоть молока – хоть козла молока – молока хоть от козла – хоть козла с молоком – хоть и пахнет козлом – хоть и пахнет козлом молоко – хоть и несёт молоком от козла – хоть и пасёт от козла молоком – я хочу его молока! – я хочу молока с козла!!!
– Я хочу молока козла!!!!! – Я хочу молока только этого козла!!!!!!! – Я хочу молока именно этого козла!!!!!!!!!! – Я хочу именно молока этого именно козла!!!!!!!!!!!! – Во всяком случае, пока…
Она ещё раз с пристрастием оглядела удаляющихся
Пока она бежала, её внутренний голос, напротив, неторопливо говорил следующее: «Ни для кого не секрет, что если мы хотим успеть куда-либо вовремя – это вовсе не означает, что нам и в самом деле есть куда торопиться. Но… – внутренний голос как будто задумался, – кажется, это не тот случай!»
22.
– А потом я просто взяла и уехала. – сказала Тяпа и закурила новую сигарету.
– Именно тогда, когда поняла, что беременна? – уточнил Мишутка. Обезьянка неестественно улыбнулась, а вслед за тем и вовсе нервно хихикнула, обнаружив до поры успешно скрываемую внутреннюю истерику .
– Да. Именно тогда и именно поэтому.
Она снова замолчала. Мишутка понимающе молчал. Лишь его глазки-пуговички скромно просили о продолжении.
– Это был вторник. – снова начала Тяпа. – В девять утра он как обычно отправился собирать бананы. Вторник ведь идеальный день для сборки бананов. Кроме того, если бананы можно собирать и в другие дни, хотя и с меньшим успехом, то, например, для сбора кокосов годится только вторник. Время, когда можно начинать добычу кокосов начинается ровно в полдень и длится только четыре последующих часа. Горе той обезьяне, которая не прекратит собирательство до четырёх.
– Почему? – удивился Мишутка.
– Потому что в течение шестнадцати недель после этого Удача будет отворачиваться от неё, и если в доме нет достаточно серьёзных запасов, то семья её практически обречена на голодную смерть. Ведь у нас, как и у людей, не принято делиться. Более того, не принято даже подавать вид, что ты замечаешь, как мучаются твои соседи, потому что тогда Удача может вернуться к наказанной Богом обезьяне до истечения шестнадцатинедельного срока, а это уже было бы богохульством. А поскольку в Африке Бог действительно есть, то обезьянку, преждевременно проявившую сострадание к своему ближнему, ожидает немедленная гибель. Её может убить молнией в ту же секунду, даже если на небе ни облачка; придавить пальмой, вырванной с корнем порывом внезапного ветра, или унести тем же ветром в открытое море, где она уж наверняка найдёт свой конец. Да и много чего может ещё случиться. Ведь Африка – это Восток Атлантики. Сам знаешь, – именно в Конго рождается солнце, от которого в полдень стонет Гавана.
– А почему именно шестнадцать недель, и что происходит потом? – поинтересовался Мишутка.
– Потому что 16 – это квадрат 4-х. Потому что кокосы можно рвать только четыре часа в неделю, а в неделе семь дней, и именно число 7 мы получаем в результате теософского сокращения числа 16. То есть, возможно, ты недостаточно хорошо меня понимаешь. Ты родился и вырос здесь, где ещё восемьсот лет назад был густой дремучий бор, по которому уже тогда в поисках мёда бродили такие, как ты. Ты – дитя другой культуры. И предки твои – это совсем не то, что мои. Вам всегда кажется, что всё зависит только от ваших усилий. Разорил пчелиное гнездо – добыл мёда, не разорил – сосёшь лапу. Когда у вас что-то не получается, вы готовы придумать любое разумное, с вашей точки зрения, объяснение, лишь бы оно подтверждало ваш тезис, что все вы сами кузнецы своего счастья. Вы даже готовы признать себя ленивыми, глупыми, сколь угодно ужасными – лишь бы объяснить себе свою неудачу. Вам и в голову не приходит, что если сегодня, скажем, вас укусила пчела, вы рухнули с дуба и остались голодными, то дело может быть совсем не в том, что сегодня утром, перед выходом из берлоги, вы замешкались в сортире и не успели к пчелиному гнезду до возвращения пчёл со сбора пыльцы, а, например, в том, что, скажем, семь поколений назад твой далёкий предок посмотрел с вожделением на медведицу из чужого леса и подумал при этом что-то вопиюще не то, или просто пару лет назад ты сам проспал один из самых важных восходов солнца в своей жизни, а если бы не проспал, то мог бы, услышав пенье какой-нибудь птицы, понять что-нибудь настолько важное, что Удача больше никогда бы не ушла от тебя. Но нет. Ты спал. А когда проснулся, начал искать разумные объяснения и, в результате, опять опоздал и опять всё понял не так. Короче говоря, собирать кокосы в любую другую секунду, кроме как по вторникам с двенадцати до четырёх – это очень плохо. Это настолько плохо, что и наказание должно быть подстать. Наказание в квадрате! В конце концов, все знают об этом, и если кто-то считает себя свободным от этих правил, то правила ему этого не прощают. Вообще, когда ты нарушаешь одни правила, не следует рассчитывать, что какими-то другими ты сможешь продолжать пользоваться как ни в чём не бывало. Ты будешь плутать в трёх пальмах, хотя раньше отлично знал дорогу; все кокосы будут уже кем-то собраны или не будут отрываться от ветвей; или же ты неожиданно вывихнешь лапу и просто не сможешь залезть на дерево. Одним словом, вариантов может быть великое множество, но, так или иначе, Бог не допустит тебя к кокосам раньше, чем через шестнадцать недель. Если ты вынесешь это наказание, в семнадцатый вторник после твоего ослушания Удача вернётся к тебе. – Тяпа затушила бычок – Кофе будешь ещё?
– Да, пожалуй. – задумчиво проговорил Мишутка. – Можно мне твоих, с ментолом?
Тяпа кивнула.
– Знаешь, почему я полюбила его? – вдруг спросила она вызывающе. Медвежонок едва заметно засопел и, стараясь придать своему тону как можно меньше снисходительности, ответил: «Расскажи, если тебе этого хочется». Сказав это, он как можно более дружелюбно улыбнулся. Ведь это лучшее, что может сделать мужчина, когда у его партнёрши исповедальное настроение. Даже если он и медведь, как, впрочем, и тем более.
– Я полюбила его за то, – начала Тяпа, закуривая очередную сигарету, – что он всегда рвал кокосы только тогда, когда следует, хоть и всё остальное время, как и ты, – тут обезьянка прищурилась и будто пронзила его насквозь своим взглядом, не преминув сделать парочку сальто-мортале внутри его головы, – думал лишь о том, почему же это их можно собирать только по вторникам и лишь начиная с полудня.
– И что он думал об этом?
– Да ничего особенного. Просто разглагольствовал с горящими глазами, да потягивал свою текилу, как и все вы любите поступать. И однажды мне вдруг стало понятно, зачем ему была нужна я.
– ? – посмотрел на неё Мишутка.
– Я была нужна ему в первую очередь, для того, чтобы делать… запасы! Ну, из того, что он приносил. Он хотел, чтобы у него появился тыл. Чтобы однажды он смог ослушаться Бога и быть, при этом, уверенным, что не умрёт с голоду. И когда я поняла, что главное для него вовсе не я, а этот чёртов Бог, мне стало неинтересно… Тогда я и забеременела.
Мишутка сдержанно усмехнулся. Тяпа же продолжала:
– Ну что я могу поделать, если мне неинтересны глупые мужчины? Ведь только глупый мужчина делит мир на Бога и Женщину! Ты так не считаешь?
– Когда в тот вторник ты собрала вещи и исчезла из его жизни… о чём ты думала? Ты хоть сказала ему об этом? Хотя бы потом? – вместо ответа спросил Мишутка. Тяпа некоторое время молчала, а потом пожала плечами.
– Я часто думаю, – сказала она чуть медленней, чем говорила до этого, – почему все европейские медведи всё время хотят подвести весь мир во всём его пресловутом многообразии явлений, предметов и поступков под какую-то систему, пусть даже и архисложную. Я думаю об этом с тех пор, как тебя узнала, но не нахожу ответа.