Гений войны Скобелев. «Белый генерал»
Шрифт:
Солдат любит и ценит милостивое отношение к нему, умелый разговор, шутка начальника для него награда. Этим можно добиться от солдата многого.
«Все время после занятия Зеленых гор, вплоть до падения Плевны, Скобелев дружился и, как говорят, на короткую ногу сходился с своими солдатами. В этом не было заискивания популярности, нет. Его органическая потребность тянула его к солдату, он хотел изучить его до самых изгибов его преданного сердца. Он не ограничивался бивуаками и траншеями. Сколько раз видели Скобелева, следующего пешком с партиями резервных солдат, идущих на пополнение таявших под Плевной полков. Бывало едет он верхом…
– Здравствуйте, кормильцы! Ну-ка, казак, возьми коня.
Скобелев сходит с седла и присоединяется к «хребтам». Начинается беседа. Солдаты сначала мнутся и стесняются, потом генералу удается их расшевелить, и, беседуя совершенно сердечно, они добираются до позиций. В конце концов, каждый такой солдат, попадая в свой батальон, несет вместе с тем и весть о доступности «белого генерала», о любви его к этой серой, невидной, но упорной, сильной массе. Войска таким образом, еще не зная Скобелева, уже начинают платить за любовь любовью.
Или, бывало, едет он – навстречу партия молодых солдат.
– Здравствуйте, ребята!
– Здравия желаем, ваше-ство…
– Эко молодцы какие! Совсем орлы… Только что из России?..
– Точно так, ваше-ство.
– Жаль, что не ко мне вы!.. Тебя как зовут? – останавливается он перед каким-нибудь курносым парнем. Тот отвечает. – В первом деле верно Георгия получишь? А? Получишь Георгия?
– Получу, ваше-ство!..
– Ну, вот… Видимое дело, молодец… Хочешь ко мне?
– Хочу!..
– Запишите его фамилию… Я его к себе в отряд.
И длится беседа… С каждым переговорит он, каждому скажет что-нибудь искреннее, приятное.
«Со Скобелевым и умирать весело! – говорили солдаты. – Он всякую нужду твою видит и знает…»
Скобелев всегда готов был принять к сведению разумное мнение даже и простого солдата.
Говоря об осаде Геок-Тепе, Михаил Дмитриевич между прочим рассказывал следующий факт:
«Текинцы во время своих ночных нападений взбирались на бруствера моих траншей и, находясь таким образом над головами моих стрелков, стоявших во рвах, рубили их сверху, причем не было никакой возможности защищать их; однажды вечером, обходя аванпосты, я услышал, как один солдат говорил своему товарищу: «Генерал напрасно ставит нас ночью во рвы, так как текинцы взбираются ночью на брустверы и рубят нас в то время, когда мы не можем защищаться; если бы он ставил нас шагов на 10 назад, так текинцам пришлось бы спускаться в траншеи, где мы бы могли безопасно рубиться». Это было откровением для меня, – говорил Скобелев. – Был отдан приказ, и на следующее утро сотни неприятеля лежали во рвах. Солдат, подавший эту блестящую мысль, был награжден Георгиевским крестом».
Современник пишет: «Солдаты очень любили и боготворили своего корпусного командира, т. е. Скобелева, за его ласку и веселый нрав. И действительно, Скобелев почти никогда не пропускал без расспросов встречавшегося на пути солдата своего отряда. Встретив какого-нибудь солдатика и поздоровавшись с ним, Скобелев часто вступал с ним в беседу, расспрашивал его о том, что у них делается, как их кормят; спросит его про семью, давно ли получал письма с родины и проч. И странно: в то время, когда обыкновенно в таких случаях у солдатика, что называется, душа уходит в пятки и от него кроме автоматических «никак нет» и «точно так» не добьешься, то со Скобелевым, напротив, солдат чувствовал себя совершенно свободно, легко; точно это не генерал, не командир корпуса, а обыкновенный свой ротный и притом любимый сердцем, и скорее товарищ, чем начальник».
М. Д. Скобелев делал все возможное для поддержания высокого морально-боевого духа во вверенных ему войсках. Он следил за формой одежды подчиненных, за качеством полковых духовых оркестров, за умением подразделений достойно представить себя в различных ситуациях.
В частности, в приказе по 4-му армейскому корпусу мы находим:
«На марше к р. Друти в двух полках некоторые роты показались мне не в том молодецком виде, в котором я привык их видеть: недоставало той маршевой сноровки, того богатырского вида, которым справедливо могли гордиться эти полки во время марша от Шейнова к Константинополю.
Зная, как всем нам дорога и прошедшая, и будущая слава войск корпуса, я не сомневаюсь в том, что нижеследующий сердечный совет моего боевого опыта будет принят с должным вниманием.
Вышеупомянутые случаи произошли, на мой взгляд, оттого, что по недосмотру гг. начальствующих лиц люди не вовремя опустились, раскисли…
Известно, что на войне нравственный элемент относится к физическому, как 3:1.
Вследствие этого внимание гг. офицеров должно быть обращено на поддержание нравственного элемента в части, этого трудно объяснимого понятия, называемого духом части, как на походе, так и в бою.
Трудно дать указание, как подметить, в каком настроении часть в данную минуту.
Это как все на войне, зависит от обстоятельств, ибо на войне только обстоятельства сила.
Несомненно, раз офицер подметил, что пульс части бьется слабее, он обязан принять меры и во что бы то ни стало восстановить дух части.
Какие средства он подыщет? Это дело каждый молодец решает на свой образец.
Насколько я понимаю, в русской армии для этого можно опираться или на сердце, или на дисциплину в строгом ее проявлении. Иногда на то и другое вместе.
Мы видим в подобную минуту Суворова, который велит рыть себе могилу на Альпах. Но Суворов имел за собою Измаильских ветеранов и был, главное, Суворов. В настоящее время, т. е. при коротких сроках службы, еще более, нежели прежде, приходится иногда на походе и в бою существенно опираться на всю строгость уставных форм и быть до крайности требовательным; однако же требовательным может быть только тот, кто сам подает пример исполнения долга. Во всяком случае, влияние на нравственную сторону лиц и частей в военном деле должно стоять на первом плане.
Из моей служебной практики и лично мною виденного могу гг. офицерам сообщить следующее:
1) В 1873 г. авангард Мангышлакского отряда, выступив с колодцев Карашек, имел двухдневный запас воды. По причине слишком большой глубины колодцев он не мог поить на колодцах Кынырь, в 40 верстах от колодца Карашек, и вынужден был в течение ночи идти еще на другие колодцы в 40 верстах от Кынырь, где вода тоже оказалась на слишком большой глубине. Под зноем палящего солнца следующего дня пришлось запас воды отдать артиллерийским лошадям. Последние 10 верст до колодцев Ак-Мечеть пехоту, которая легла в полном изнеможении от зноя, усталости и жажды, пришлось поднять насильно с помощью казаков и затем дотащить до колодцев Ак-Мечеть, прибегнув к церемониальному маршу с барабанным боем.