Гений
Шрифт:
«Моя дорогая, моя милая Софи, целую твои нежные ручки тысячу раз, и припадаю к твоим крохотным ножкам, моля о прощении. Я худший из людей, и несчастнейший из них — я снова вынужден отложить свой приезд и оставить тебя в праздники без своей любви во всём объёме. К огромному моему прискорбию, местный хозяин, господин Аль-Сухум, так прельстился моим обществом, что нипочём не желает меня отпускать, его пиры вынимают из меня всю душу, крайний был три дня назад, и я так испраздновался, что вот только осилил добраться до письменного прибора, чтобы написать тебе, душа моя. Я в полном здравии и готов пировать дальше, хотя сердце моё и болит из тоски по тебе, но тем сильнее я буду стремиться здесь всё закончить как можно скорее. За меня не волнуйся, меня хранят твои молитвы, лучше любых лат, но латы тоже целы вполне. Читаю твои письма каждый день, они согревают меня изнутри. Жду встречи сильнее, чем северяне ждут весны, готов принять смиренно все проклятия, которыми тебе будет угодно меня осыпать — видят боги, я их заслужил, задержавшись в этой гостеприимной пустыне на столь долгий срок. Простить себе не могу, что уехал из столицы без единого твоего портрета, умоляю — закажи для меня копию с любого своего изображения, какое тебе больше нравится, чтобы я мог носить в кольце или медальоне, это будет мне лучшим подарком от тебя.
Твоего величества преданный раб, страны этой несчастной король, Георг 12й.»
«Хорошо, что я сижу.»
Мыслей в голове вообще не было, только тишина и пустота, и странное терпкое ощущение, от которого пылало лицо и сжималось что-то внутри, от чего хотелось остановиться и было невозможно остановиться — он бы прекратил, честно бы прекратил, и вроде бы даже хотел, но что-то его как будто вело, как быка за кольцо в носу, от строки к строке, иногда дважды по одной и той же фразе. Это было неловко до глухого внутреннего воя, так стыдно, как будто это он написал, и весь мир об этом узнал, и все тыкают в него пальцем, а он просто стоит и мечтает никогда не писать этого, но уже поздно.
Желание просто вернуть письмо на место и сделать вид, что никакого Барта здесь никогда не было, появилось и с ужасом сбежало — он представил, что Кривой Дед это однажды всё-таки найдёт.
«И что он сделает?»
Барт аккуратно положил письмо обратно в конверт, закрыл его, совместив края сломанного сургуча и рассмотрев печать — королевская.
«Почти как у Шена, только чёрточек некоторых другое количество, они менялись несколько раз. Великие боги, король Георг 12й…»
От осознания, что он держит в руках письмо, написанное лично королём, который чертил на карте будущий Синий Камень, накатывал благоговейный ступор, пальцы немели от усилий держать письмо аккуратно, потому что он знал, какой он растяпа, и до ужаса боялся его уронить.
«Если эти письма найдёт Кривой Дед, он их спалит.
Потому что Софи — очевидно, хозяйка этого замка, или дочь хозяина, в любом случае, она жила в этом замке, а не во дворце, женой короля она не была, у неё либо вообще не было мужа, либо её мужем был хозяин этого замка, она ему изменяла.
„Господин Аль-Сухум“, который принимал Георга 12го в „гостеприимной пустыне“ — правитель дикарей, которые в очередной раз возомнили себя независимым гордым народом и подняли восстание, которое Георг поехал подавлять лично, подавил, но получил сильные раны, от которых умер в том же году. Это было его последнее письмо.»
Он посмотрел на сундук — там было несколько десятков писем, много, но всё же меньше, чем следов радости на тропинке, ведущей сюда — эта женщина прятала здесь письма, чтобы перечитывать их, маскируя свои походы под общение с усопшими предками.
«Она ходила сюда годами.»
Он залез рукой под самый низ, нащупывая письма на дне сундука, достал и открыл одно, там был другой цвет сургуча, но печать та же, и чернила чёрные, и почерк немного другой.
«Милая Софи, спешу вас заверить, что матушка ваша была глубоко неправа во всём — ни малейших мыслей оскорбить вас своим вниманием я не имел. Если я всё же ненароком вызвал в вас неуместные мысли, прошу простить мою словесную неловкость, я всё же солдат, у меня мало опыта в обхождении с дамами вашего круга. Надеюсь увидеть вас на Осеннем балу. Георг.»
Барт усмехнулся, посмотрел на последнее письмо, которое лежало сверху, усмехнулся ещё раз. Ни малейшего желания оставлять эти письма Кривому Деду у него не было, он уже знал, что отдаст их Шену, потому что видел в них кое-что, что Шену тоже позарез нужно увидеть. Он собрал письма в сундук, плотно закрыл, вернул на место крышку саркофага, прочитал имя на табличке — баронесса Мейрис де’Санги. Осмотрелся, увидел рядом следующий гроб и следующую табличку — баронесса София де’Санги. Подошёл к изголовью, наклонился и шепнул:
— Милая Софи, спите спокойно, я их спас.
Снял все заклинания, взял сундук и телепортировался.
3.30.5Б Письма Георга 12го
Он телепортировался культурно, в библиотеку, заранее вопя, чтобы объявить о себе:
— Вера! Ты не поверишь, что я только что сделал!
И тем сильнее был его шок, когда в ответ он получил раздражённый рык Шена:
— Пошёл вон отсюда!
Барт от страха сначала телепортировался оттуда подальше, в свою комнату в общаге, и только потом стал осознавать, что это вообще было — Шен сидел за столом в библиотеке, на месте посетителя, спиной к центру комнаты, а Вера сидела напротив, на месте хозяина, и они что-то обсуждали, что-то явно серьёзное, но что, он рассмотреть не успел. Ощущение от этого было жуткое, он в который раз подумал, что Вера рада ему далеко не всегда, да и Шену он, чаще всего, нафиг не нужен в нерабочее время. Пообещал себе вообще туда не соваться, во избежание, хотя от этого и было обидно.
«Буду нужен — позовут.»
Радовало то, что Вера была не единственным человеком, которому можно похвастаться своей находкой, к тому же, он на всякий случай ещё и сумку с книгами на подоконнике у Эльви «забыл», так что сходить было срочно надо.
Он телепортировался обратно на Синий Камень, поближе к единственному заведению, работающему в это время, ощущая странную гордость за то, что может туда зайти, раньше он бы ни за что не рискнул, а теперь мог. Он сунул руку в карман, проверяя, чтобы там звенело достаточно громко, посмотрел на часы и пошёл.
Ходить в гости с пустыми руками — это плохо, это он знал точно. О том, что ходить в гости в двенадцать ночи тоже как-то не очень хорошо, он старался не думать, потому что у него было приглашение.
«Она сказала: „Найдёшь — приходи, отметим“. Вот, я нашёл, иду отмечать. Всё чётко.»
Ресторан «Стрела» работал круглосуточно, люди там трудились точно такие же, как и везде, так что ему не составило труда купить немного сладкого в обход кассы — бойкие поварята принесли ему всё к чёрному ходу, за пару монет и очень быстро. Предлагали вино, но он не взял — посчитал слишком нескромным, да и сам опасался выпить лишнего и натворить глупостей, опыта пьянок не было, а получать его с Эльви не хотелось.