Гений
Шрифт:
Эльви посмотрела на него молча пару секунд, вздохнула и сказала тихо, но категорично, как приказ о расстреле того, с кем можно было бы наладить контакт, если бы он не был идиотом:
— Я в следующий раз тоже ударю. Учитывай, пожалуйста.
Барт перестал изображать милого дурачка и спросил взрослым серьёзным тоном:
— Ты чего? — Она молча отвернулась, он развёл руками: — Да ладно тебе, это же ерунда.
— Нет, это не ерунда. Это не нормально, Барт, целовать всех подряд потому, что у тебя перемкнуло. Веди себя прилично, правила придумали не дураки, если для тебя слишком сложно их понять, то не
Он округлил глаза ещё сильнее — он правда не думал, что это что-то настолько серьёзное, сказал окончательно сдавшимся и неконфликтным голосом:
— Извини, я не буду больше. Я постараюсь, по крайней мере.
Эльви кивнула, принимая его обещание, хоть по ней и было видно, что таких обещаний она уже слышала достаточно, и видела достаточно их последствий для того, чтобы понимать, что эти слова — пустой звук.
Барт надел китель, тихонько сел на свою табуретку, ещё тише предложил:
— Чай?
— Он остыл уже.
— Я термощит поставил.
— Да? — она посмотрела на Барта удивлённо, осторожно пощупала колбу и чуть улыбнулась, как будто сама над собой, сказала шёпотом: — Блин, точно. А я по нему время засекаю, думала, как остынет — спать пойду. Сижу щупаю, а он не остывает, — она тихо рассмеялась, Барт тоже улыбнулся с облегчением, придвинул свою чашку и предложил:
— Наливать?
— Я налью, — она встала и убрала со стола тетрадь, налила сначала Барту, потом себе, придвинула торт и разрешила приступать, он радостно воткнул ложку в свой кусок, только сейчас понимая, что дико голоден. Торт был вкусный, хотя до Вериного и не дотягивал, но с голодухи ощущался как дар небесный, а горячий чай вообще вознёс его на вершину блаженства, где Барт себе ментально парил, поддерживая связь с телом не более, чем было необходимо для ощущения еды в желудке и чая во рту. Время растянулось как в трансе, из головы испарилась вся та ерунда, которая там накапливалась весь день, на миг мелькнула малиновым зверем стена огня, он резко открыл глаза и она пропала — напротив сидела Эльви, сонная, слегка лохматая, торт ела.
«Хорошо-то как, великие боги…»
Эльви поймала его взгляд, он свой резко отвёл — показалось, что это слишком смело, особенно после всего. Осторожно спросил:
— Ты дочитала?
— Да.
— И?
Она помолчала, потом сказала как-то так, что Барт заподозрил, что это неправда:
— Я не буду их тебе пересказывать, сам прочитаешь. Поздно уже.
Он кивнул, соглашаясь на что угодно, лишь бы без конфликтов, сунул в рот полную ложку торта, пока не отобрали, запил чаем. Эльви помолчала и спросила как-то слишком ровно:
— Что горело?
— Хрен знает, что-то в центре. Старое здание, трёхэтажное.
— Газ взорвался?
Он отвёл глаза и кивнул так, чтобы можно было в случае чего сказать, что он не кивал, а просто бровь почесать наклонился, набил полный рот торта, чтобы не иметь возможности разговаривать как можно дольше. Эльви подождала продолжения, не дождалась, подтолкнула:
— И..?
— Что?
— Ты пришёл не в той одежде, в которой уходил.
— Я вымазался.
— Ты пахнешь дымом.
— Да? — он понюхал рукав, поморщился: — Блин… Вроде, мылся. Надо ещё раз.
— Кем ты работаешь?
Он не хотел отвечать
— Личным магом министра внешней политики. Чаще всего, моя работа — это телепортация и магическая подпитка, у меня большой резерв.
— Круто тебе.
— Ага. Если надо будет, обращайся.
Она усмехнулась как-то странно, он не понял, в чём дело, но напрягся. Она прочистила горло, как будто собираясь с силами, и сказала очень серьёзно:
— Слушай… я хотела тебя попросить об очень важной вещи.
— Давай, — он подобрался, готовый по любой теме доказывать, что сделает что угодно хоть сию минуту и без малейших усилий.
— Не подходи ко мне на учёбе.
Он как будто на полном ходу в стену врезался.
— В чём дело?
— Мне уже вопросы задают. Мне такое внимание не нужно.
— Почему?
— Потому, что есть несколько девочек, которые тобой очень интересуются, и им не нравится, когда ты смотришь на меня всю пару. Да, об этом все уже знают. Мне задают вопросы.
Барт молчал, понятия не имея, что это вообще за игры и на каких правилах там он. Эльви вертела в пальцах десертную ложку, выравнивала края крема на торте, как будто любая ровность и правильность её успокаивала. Он ровно спросил:
— И что ты отвечаешь?
— Что я ничего не знаю, а подходила к тебе потому, что ты взял у меня конспекты и не вернул. Было бы прекрасно, если бы тоже так говорил.
— Почему?
— Потому что девочки не любят тех, кто выделяется. С теми, кто выделяется, происходят всякие неприятные вещи — на них проливаются напитки, которые не отстирываются, их вещи исчезают, когда никто не видит, хотя все были в аудитории, а потом эти вещи обнаруживаются в мусорке. Им тихонько режут лезвием волосы те, кто сидит сзади, и вся группа «ничего не видела», прям ослепли все. О них распускают сплетни, в особо серьёзных случаях — их бьют до переломов, толкают на лестнице, а потом говорят, что «они случайно», и обязательно находятся свидетели, которые подтверждают, что «она сама упала».
У Барта глаза лезли на лоб, а Эльви говорила об этом с лёгкой ироничной улыбкой, в которой боль и обиду найти было очень сложно, хотя он знал, что она там есть, просто Эльви умела их скрывать просто фантастически качественно. Она подняла на него глаза, увидела его шокированное лицо, улыбнулась шире, с усталой мудростью монаха, который за любой человеческий грех никого не винит, а только просит богов их простить, это выглядело жутко. Она сделала глоток чая и сказала с лёгкой ностальгией:
— С нами раньше училась девочка, Шайнис. Очень красивая, красивее Яськи, кудри белые до пояса, глаза голубые, фигура как у статуи Джайны, ещё и училась хорошо, её все ненавидели. Её пару раз пытались бить, оказалось, что она ещё и драться умеет, она всей толпе навешала. Она вообще умела защищаться — вещи без присмотра не бросала, сидела всегда за последней партой, чтобы за ней никого не было, вообще никому не доверяла и спиной не поворачивалась. Ей подбросили ворованный кошелёк, потом стукнули кому-то из учителей, её вещи обыскали, кошелёк нашли, её выгнали из академии, она проучилась две недели.