Гений
Шрифт:
— Но он писал, — Барт сказал это как будто не по своей воле, опять ощущая себя лошадью курьера, которая идёт куда ведут. Шен смутился ещё сильнее, нахмурился, но Барт видел, что это не от злости, это опять от смущения. Шен понизил голос почти до шёпота и убеждающим тоном сказал:
— Он делал это втайне. И это останется тайной, навсегда. Если я буду молчать и ты будешь молчать. Видят боги, это не первая и не последняя тайна подобного рода, хранителем которой я буду. А теперь и ты будешь.
Барта эти слова сильно взбодрили, хотя казалось, что он и так как на иголках. Любопытство снесло все преграды у него внутри, и
— У вас есть ещё такие тайны?
— Есть. По обе стороны границы. Я молчал о них всю жизнь, и буду молчать и дальше, — Шен посмотрел на него с большим значением, Барт как бы согласился, но не так чтобы очень:
— Я тоже буду молчать об этом… — он указал глазами на сундук, замолчал, Шен уточнил:
— Но?
— Но я хочу знать, кто ещё, — Барт поднял на Шена миленький взгляд, Шен усмехнулся и ответил ровно:
— Император Цынь Первый.
Барт фыркнул:
— Это все знают, об этом песни пишут.
— У меня есть письма, написанные его рукой. Но я их тебе не покажу.
— Я и не надеялся, — нервно улыбнулся Барт, опять сделал невинные любопытные глазки: — Кто ещё?
— Император Ву.
— Он тоже был влюблён в ги-син?
— Нет, с ним всё гораздо хуже. Он был влюблён в жену, со временем это стало взаимно. И у меня есть целый сундук вещественных доказательств.
Барт молчал, изображая скромность, а внутри нагло ожидая продолжения, Шен продолжил со странной улыбкой, как будто этот разговор значил гораздо больше, чем Барт мог понять сейчас:
— Мало? Георг 15й.
«Его отец.»
Вот это смущало по-настоящему, Барт чувствовал, что краснеет весь, но молчал и ждал продолжения, боясь нарушить хрупкую атмосферу откровенности настолько смущающей и неприличной, что в это было сложно поверить, они никогда так не разговаривали, и Барт сомневался, что ещё когда-нибудь будут.
Он смотрел на сундук, стараясь без особой нужды не смотреть на Шена, Шен поглаживал крышку сундука шелушащейся обожжённой ладонью, потом усмехнулся и добавил, как шутку:
— И, судя по последним данным, я это от него в полной мере унаследовал. И после моей смерти ты станешь хранителем ещё одного исторического сундука. Сможешь?
Барт замер в шоке, хватая воздух раскрытым ртом, на секунду поднял глаза, увидел на лице Шена такую странную улыбку, от которой становилось жутко, Шен посмотрел на его реакцию и тихо рассмеялся, сказал шёпотом с лёгкой издёвкой:
— Не говори, что это для тебя новость. Я знаю, что ты знал. Мне только интересно, откуда.
Барт одновременно примёрз к стулу от этого заявления, и пылал так, как будто его в костёр головой засунули. По спине катился пот, в голове не было ни единой мысли, Шен повторил настойчивее:
— Как ты узнал?
— Это… заметно, — еле слышно прохрипел Барт.
— Магически?
Барт закрыл глаза, пылая от стыда и ужаса того, что собирался сказать.
«Кто-то должен ему это сказать. А я-то думал, он знает всё на свете…»
Он глубоко вдохнул, открыл глаза и ответил предельно ровным и скромным голосом, хотя хотелось орать в подушку и прятаться под столом от неловкости:
— Это всем заметно. Просто все умеют делать вид, что не видят, а я не умею, похоже. Но я постараюсь. И я буду молчать об этом, и об этом, — он указал глазами на сундук, вздохнул: — И обо
Шен тихо рассмеялся, достал блокнот, написал распоряжение на деньги, поставил печать, протянул бумажку Барту:
— На. Иди спать, и забудь всё, что сегодня было.
— Хорошо. Господин, — он встал, поклонился и ушёл через двери, успев увидеть краем глаза, как Шен открывает сундук.
«Вас ждёт впечатляюще насыщенная ночь. Жаль, что меня никто нигде не ждёт, я бы к кому-нибудь сходил, чисто так, отдышаться.»
Идти в общагу не хотелось, он слишком хорошо помнил эту вонь, поэтому пошёл в одну из свободных палат, разделся и лёг, с удовольствием разминая ноги. Достал из общаги телепортом свой мятый, но неубиваемый будильник, поставил на час дня, чтобы успеть помыться перед занятиями на бытовом.
«Эльви увижу. Жаль, что дежурство завтра, сходили бы куда-нибудь. Послезавтра сходим.»
Он укрылся плотнее, отвернулся к стене, устраиваясь поудобнее и готовясь уснуть, обычно в такие моменты он вспоминал Ясю, потому что тогда был выше шанс увидеть её во сне. Но сегодня она не вспоминалась, перед глазами мельтешили языки пламени и картины разрушений, это не давало расслабиться. В конце концов, он сделал несколько упражнений на концентрацию, в центре мира представив заварочную колбу с чаем, освещённую огнём свечи, вокруг которой выстраивался, нарастая на эту точку опоры, весь остальной спокойный мир — тарелка для Барта, ложка для Барта, табуретка для Барта, на которой сложен аккуратно китель для Барта, лежит, ждёт Барта. А напротив Эльви сидит, тоже ждёт, тоже для Барта. Было в этом что-то щемящее и неуловимое, в чём он не успел разобраться, потому что уснул.
Ему снился красивый дворец, абсолютно белый, не похожий ни на что другое, полный жизни, гармонии и птиц. Там шумело море, с грохотом разбивая тяжёлые волны о скалу где-то за стеной, а внутри стены было спокойно, мирно и безопасно, он ходил по ровным белым дорожкам и водил за руку Эльви, всю в белом, она молчала и улыбалась. Они дошли до Аллеи Духов, увидели птицу и поклонились ей. Птица поклонилась в ответ.
3.30 Ш Дворец Кан помогает принять решение. Бонус
Дворец Кан как будто спал. Он уснул так давно, и спал настолько крепко, что многие сказали бы, что он мёртв. Многие, но не он.
«Мы ещё поживём.»
У ворот главной площади молча стоял Кан Шеннон, глава младшего дома Кан, ещё даже не старший мужчина, уже практически не наследник. У него не было ни единой причины сюда приходить.
«Но я здесь. И пусть сдохнут все, кому это не нравится.»
Он решительно пошёл вперёд, по звонкому кирпичу, разносящему звук шагов на всю площадь, звук отражался от казарм справа и слева, пустых казарм, в которых уже много лет не жили солдаты дома Кан. В этом доме вообще никто не жил, давно, с тех самых пор, как этот дом оставила прекрасная Кан Ро Танг, увозя с собой последние крохи жизни, которые здесь оставались. Дом начал умирать в этот день, хотя все делали вид, что это не так, но все знали правду.