Геннадий Зюганов
Шрифт:
Невольно задаешься вопросом: действительно ли критики Зюганова всерьез полагали, что на левом фланге сложились силы, способные взятьвласть в свои руки? Ведь было очевидно, что для решения такой задачи требовались совершенно иная, более качественная степень организации оппозиции и широкая всенародная поддержка. Но «истинные марксисты», провозглашавшие в октябрьские дни самые смелые революционные лозунги, почему-то предпочитали не замечать, что ни того ни другого не было, что расчет на стихийный подъем масс (и армии в том числе) не имел под собой никаких оснований. В массовом сознании причиной возникшего кризиса было не что иное, как дележ властных функций, обычная ссора «в верхах», между Ельциным и его бывшими подручными, которые никак «не тянули» на роль спасителей Отечества. Среди них и речи не шло о смене курса, о борьбе за возрождение социализма, за высшие ценности.
Что касается КПРФ, то она к этому времени была попросту не готова взять на себя
Вот почему во время противостояния Верховного Совета и президента Зюганов так последовательно отстаивал свою позицию — она давала единственный шанс уберечьсоветскую власть. Если бы его удалось использовать, левые силы, сохранив мощную опору в лице Советов народных депутатов, основы советского конституционного строя, получили бы реальные возможности упрочения своих позиций и влияния в массах, психологический и моральный перевес над сторонниками ельцинского режима. Выдвижение иных задач при имевшейся на тот период зыбкой поддержке в массах было авантюрой, пустым фразерством, невольным или сознательным самообманом.
…За прошедшие с тех пор годы, наверное, и дня не проходило, чтобы те события так или иначе не напоминали о себе. Слишком многое тогда оказалось связанным в один узел, который и до сих пор остается не распутанным. Сотни раз Геннадий Андреевич перебирал в памяти все детали, эпизоды, нелегкие решения, которые приходилось принимать в 1993 году. И неизменно приходил к выводу: поступил тогда правильно, иного пути не было. Но то, что по прошествии лет воспринималось логично и убедительно, в те дни вовсе не казалось таким уж бесспорным. Страна находилась на изломе, и большинство событий развивалось стремительно и непредсказуемо. Каждое принятое решение сулило шаг в неизвестность, приходилось идти еще никем не хоженым путем, и существовала большая вероятность сбиться с дороги или увязнуть где-нибудь на обочине. Каждое решение давалось нелегко, но особенно тяжело было доказывать необходимость участия в декабрьских выборах. Со всех сторон сыпались обвинения. Напоминали о сотнях погибших, о тех, кто подвергся репрессиям, насилию, избиениям, издевательствам, был брошен в тюрьмы. Хоть и несправедливые, но горькие упреки тяжелым грузом ложились на сердце.
В такой обстановке партия начала свою первую предвыборную кампанию. Предстояло принять участие в выборах, которые вполне справедливо называли выборами на крови, пролитой Ельциным.
Глава восьмая
ВРЕМЯ НЕ ВЫБИРАЮТ
Светлый луч надежды, наверное, впервые за всю мрачную осень 1993 года проглянул в тот день, когда Зюганов убедился, что намерение партии принять участие в выборах и выставить на них своих кандидатов поддерживается населением. КПРФ была допущена к избирательной кампании, когда она уже была запущена, и партии предстояло собрать в свою поддержку 500 тысяч подписей всего лишь за две недели. Власти были уверены, что за такой короткий срок коммунисты с этой задачей не справятся. Если бы КПРФ осталась не у дел, она потерпела бы не только политическое, но и серьезное моральное поражение — ведь в этом случае теряли смысл все тяжелые дискуссии, предшествующие решению идти на выборы, и выработанная на этой основе программа действий. На какое-то время коммунисты неизбежно утратили бы свои ориентиры, что могло вызвать очередной разброд мнений. А обстановка среди партийного актива и без того была довольно напряженной.
Увиденное произвело на Геннадия Андреевича очень сильное впечатление. Возле стола, установленного в самом центре Москвы, неподалеку от Музея В. И. Ленина, несмотря на ненастную и холодную погоду, выстроилась длинная очередь — люди ставили свои подписи в поддержку коммунистов. Не каждый мог решиться на то, чтобы вот так, спокойно и открыто, высказать свои симпатии, — ведь в подписных листах нужно было указывать паспортные данные, развернутые сведения, включавшие и домашний адрес. При этом все уже знали, на что способна власть в отношении тех, кто ей неугоден: танковый расстрел парламента, последовавшая за ним вакханалия с участием силовых структур, новая волна «охоты на ведьм» — все это происходило на их глазах. Но не все оказались сломленными и запуганными.
Беседы с людьми не оставляли сомнений: они всё понимают и во всем прекрасно разбираются. Главное, что все сходились в одном: новый парламент ни в коем случае нельзя отдавать на откуп «демократам», конечные цели которых после «шоковой терапии» Гайдара и октябрьских событий иллюзий больше ни у кого не вызывали.
Сказать, что такие встречи давно уже вошли у Зюганова в привычку — значит ничего не сказать. Они стали для него потребностью, такой же, какой для обычного, нормального человека является общение с близкими, друзьями, товарищами по работе. Коммунистам не на кого больше опереться. Не поддержат в народе, потеряешь нити взаимопонимания — любая политическая платформа рано или поздно окажется несостоятельной и будет обречена на провал. Только среди людей можно составить реальное представление об общественном самочувствии — сухие цифры социологических опросов или результатов голосования на выборах подвержены воздействию огромного числа субъективных факторов и бывают обманчивыми, далеко не всегда отражают настроения, которые действительно царят «внизу». Только постоянное общение с людьми, которые никогда не обманут и выскажут всю правду в лицо, позволяет уберечь от заблуждений и ошибочных шагов.
Именно этими соображениями руководствовался в свое время Зюганов, когда готовил патриотическое «Слово к народу», напрямую обращенное к людям через головы высших чиновников от КПСС, и позднее, когда, возглавив КПРФ, стал последовательно проводить линию на упрочение живых связей партии с ее низовыми звеньями. После ее воссоздания все важнейшие, основополагающие документы КПРФ принимались только после широкого обсуждения в первичных организациях. Совершенно беспочвенными выглядят желчные утверждения непримиримых критиков курса Компартии, что Зюганов якобы сумел навязать ей «свою», специфическую идеологию и политику — все узловые проблемы, которые поначалу не получали однозначной оценки в верхнем эшелоне партии, неизменно выносились на суд рядовых коммунистов. Не только Центральный Комитет, но прежде всего широкие массы партийцев восприняли и поддержали идеологию государственного патриотизма, постановку во главу угла деятельности партии общенациональных задач, русского вопроса. Таким же образом был разрешен сложный вопрос о свободе совести и вероисповедания коммунистов. Только имея твердую опору в первичных звеньях, партия смогла выдержать тяжелейшие испытания на прочность в течение всех девяностых и особенно в начале двухтысячных годов, когда ее пытались развалить по тому же сценарию, что и КПСС в эпоху горбачевского правления.
Этот, пожалуй, наиболее сложный период в истории КПРФ ознаменовался переходом кремлевских властей от лобовых атак на оппозицию к изощренной тактике подрыва ее руководящих структур изнутри с одновременным растаскиванием социальной базы Компартии через создание новых псевдолевых и лжепатриотических организаций. В 2002–2004 годах была предпринята попытка расколоть и приватизировать КПРФ методом хорошо известного в рыночной экономике рейдерства. Возглавил эту операцию крупный бизнесмен Геннадий Семигин, якобы разочаровавшийся в реформах девяностых годов и сумевший воспользоваться доверием патриотических кругов, возглавить исполком Народно-патриотического союза России [32] . Сочетая привлекательную патриотическую риторику с элементарным подкупом, который осуществлялся под видом финансирования структур НПСР, ему удалось сколотить внутри КПРФ фракционную организацию (группировка Семигина — Потапова — Тихонова). Но попытка сформировать в партии второй руководящий центр и захватить в свои руки всю полноту власти провалилась. Основной просчет кремлевских политгехнологов заключался в том, что они проигнорировали нравственную сторону вопроса и попытались спроецировать на КПРФ известные им нравы и законы воровских чиновничьих структур, где все покупается и продается. Однако оказалось, что деятельность Компартии строится совсем на других принципах, и свести дело к элементарной грызне за власть, которая неизбежно бы развалила ее, им не удалось. В ходе общепартийной дискуссии практически все 18 тысяч первичных организаций дали решительный отпор раскольникам в центре и на местах, оказав твердую поддержку руководящему ядру партии, объединившемуся вокруг Зюганова. Рядовые коммунисты в отличие от некоторых своих именитых товарищей, клюнувших на щедрые посулы и заманчивые предложения богатых спонсоров, не обманулись и не дрогнули…
32
См.: Чикин В., Проханов Л.Операция «Крот» // Завтра. 2003. № 2. 5 января.
Как вспоминает Геннадий Андреевич, порой даже мимолетные, случайные встречи с людьми давали значительно больше информации и пищи для размышлений, нежели кипы аналитических записок и исследований. И как правило, живое общение «заряжало», добавляло энергии, помогало сохранять уверенность в собственных силах. Это было особенно важно в условиях непрекращающейся травли коммунистов, когда на экранах телевизоров и на страницах печатных изданий Компартия выставлялась в виде чудовищного монстра, жаждущего реванша, мечтающего загнать народ за колючую проволоку казарменного коммунизма и отнять у него последний кусок колбасы. Но далеко не всех удалось околпачить.