Геносказка
Шрифт:
— Полностью уничтожена третья орудийная платформа!
— Дублирующий реактор аварийно остановлен!
— Утрачена связь с радиолокационным комплексом!
— Вторая… кх-кх-кх… подтверждается полное унич… кх-кх-кх…
— Боеприпасы основного калибра исчерпаны на восемьдесят процентов!
— Уровни один, два и три повреждены, подача электропитания нарушена.
— Взрыв в нижнем арсенале. Для борьбы с пожаром отсеки изолированы.
— Низкий уровень напряжения! Повторяю — низкий уровень напряжения!
— Прошу принять меры к эвакуации
— Разрывы топливопроводов западного сектора! Масштаб повреждений устанавливается!
Крепость медленно умирала. Она цеплялась за жизнь до самого конца, но понимание неизбежности прекращения существования пробралось даже в ее механический мозг. Теперь она агонизировала, ощущая боль тысяч разорванных электронных линий, дергалась, как преступник на дыбе. Гензелю было ее жаль. В конце концов, крепость честно выполняла работу, для которой была создана. И не в ее силах было противостоять объединенной мощи всего королевского флота.
Центр управления наполнялся вонью горящей изоляции и расплавленного пластика. Тяжелый, неприятный запах. Что ж, все мертвецы скверно пахнут, даже те из них, кто не имеет ни единой молекулы генетического материала…
— Вот теперь уже все, — сказал Гензель, удивляясь собственному хладнокровию. — Пока у его величества не появилось соблазна ударить по руинам ядерной ракетой…
Гретель пожала плечами. Разразившуюся над крепостью битву она разглядывала без всякого внешнего интереса, как неказистое ярмарочное представление. Огненные бутоны, усеявшие зимние горы, не впечатляли ее, как впечатляли, должно быть, невидимые и таинственные реакции, проистекающие под предметным стеклом микроскопа.
— Куда нам идти, братец? — спросила она.
Этого он не знал. Глупо бежать от смерти, когда она со всех сторон протянула к тебе свои щупальца. Проще уж сразу… «Остаться в центре, — решил он. — Пусть задохнемся от дыма или нас раздавит упавшими перекрытиями. Зато — сразу».
Но он знал, что не в силах принять такое решение. В отличие от крепости, он был живым человеком, полным теплой крови, но он тоже предпочитал сражаться до конца. Это их роднило.
— В лазарет! — решил он. — Туда они доберутся позже всего.
Автоматические двери центра управления уже не подчинялись управляющим импульсам компьютера — крепость умирала, и ее постепенно разбивал смертоносный паралич. Гензелю пришлось упереться ногой в стену и вырвать из креплений стальной лист. Мышцы затрещали от напряжения, но сталь сдалась раньше.
Они вывалились в коридор, полный дыма и плюющихся искрами перебитых кабелей. Идти здесь было тяжело, Гензель схватил Гретель за руку и потянул за собой, другой рукой прикрывая лицо от жара. Крепости осталось существовать совсем недолго. Скоро она превратится во вмерзшую в землю металлическую скорлупу, полную выжженной трухи. Гензелю не хотелось становиться ее посмертным украшением.
В лазарете оказалось на удивление спокойно. Спрятанный в недрах крепости на многометровой глубине, он почти не получил повреждений, разве что лампы, прежде заливавшие его ярким электрическим светом, теперь беспомощно перемигивались.
Если бы не ритмические удары с поверхности, от которых жалобно всхлипывали приборные панели и стойки с лабораторным оборудованием, можно было бы подумать, что ничего страшного не происходит.
Он совсем забыл про принцессу.
Бланко лежала в своем хрустальном саркофаге, мертвенно-бледная, точь-в-точь такая же, какой он ее оставлял. Мертвая принцесса и ее мертвый стальной дворец. Оба уничтожены предательством. Не стоит ли выключить стазисный гроб?.. Он будет сохранять ее мертвое тело веками, используя все резервные мощности. Принцесса Бланко Комо-ля-Ньев никогда не превратится в прах. Вечный памятник погибшей невинности. Мечтала ли она об этом?.. Не лучше ли обесточить ее гроб, чтобы позволить телу превратиться в то, во что обычно превращаются все человеческие тела? При жизни она боялась себя, своей глубоко спрятанной нечеловечности. Но, превратившись в прах, она обернется тленом. А тлен королей и нищих, людей и чудовищ практически идентичен по химическому составу.
А еще здесь были цверги. Они не покинули своего поста даже после того, как начался обстрел. Не забились в темные углы, как полагается неразумным тварям, испытавшим на себе свирепость человеческого рода.
Гензель рефлекторно упер грубый приклад мушкета в плечо, увидев их хищные силуэты вокруг посмертного ложа принцессы. В этот раз счет обещал быть равным — все три ствола были заряжены. Но цверги даже не повернулись в их сторону, лишь сверкнули желтыми, яростно горящими глазами. Как это возможно?
Но прежде чем Гензель успел задать вопрос Гретель, лаборатория вдруг вздрогнула, да так, что он едва не полетел кубарем прямо на хрустальный гроб. Какой-то великан, кажется, схватил остов крепости и в приступе животной ярости встряхнул ее изо всех сил… Цверги взвыли, запрокинув свои полуволчьи бородатые морды. Даже своим примитивным чутьем они ощущали, что кто-то хочет причинить Бланко вред. Знали бы они, кто именно…
Свет мигнул, погрузив на миг лазарет в кромешную тьму, но вновь зажегся. Лазарет вдруг наполнился рокочущей вибрацией, с потолка посыпались осколки камня, пластиковые и металлические панели с кусками проводки. Гензелю показалось, будто где-то наверху заработали одновременно, в унисон, миллионы дрелей, чьи сверла впились в бронированную шкуру крепости.
— Что это? — насторожилась Гретель, задрав голову.
— Гости, — буркнул Гензель, не отнимая мушкета от плеча. — Десантная партия, полагаю.
Он проверил мушкет — порох, пыжи, — хоть в этом и не было никакого смысла. Просто успокаивающие, давно въевшиеся в подкорку движения. Он прекрасно понимал, что у него нет ни единого шанса против абордажной команды его величества. Это не мулы из лаленбургских переулков. Это генетически выращенные убийцы. А значит, шансов продержаться против них у него не больше, чем у старой крепости.