Генрих IV (Часть 2)
Шрифт:
От этой вести я бы захворал;
Больного же, она меня целит.
И как бедняга, сломленный горячкой,
Чьи ноги подгибаются, как прутья,
Под ношей жизни, вдруг в бреду, как пламя,
Из рук сиделки рвется, - так и я,
От мук ослабнув, в муках нахожу
Тройную силу! Прочь, костыль презренный!
Чешуйчатой перчаткою стальной
Одену руку! Прочь, колпак больного,
Защита слабая для головы,
Которая теперь мишенью служит
Остервенелым от победы принцам!
Железом увенчайте мне чело,
И пусть нагрянет самый грозный час,
Какой обрушат
На разъяренного Нортемберленда!
Пускай целуют землю небеса!
Пускай рука природы даст простор
Морским волнам! Порядок пусть погибнет!
И пусть не будет больше мир ареной
Для медленно взрастающей вражды.
Но пусть дух Каина в сердца вселится:
Тогда все ринутся в кровавый бой,
Придет конец трагедии ужасной
И похоронит сумрак мертвецов.
Треверс
Вам вредно горячиться так, милорд.
Лорд Бардольф
Не порывайте, граф, с благоразумьем.
Мортон
Жизнь ваших всех приверженцев зависит
От вашего здоровья: предаваясь
Безумной скорби, сгубите себя.
Милорд, вы, прежде чем сказать: "К оружью!"
Все взвесили превратности войны
И все случайности. Вы допускали,
Что сына мог сразить удар смертельный;
Вы знали, что шагает он над бездной
И что легко ему сорваться вниз;
Известно было вам, что тело сына
Доступно ранам, что отважный дух
Помчит его в кипенье битвы, - все же
Сказали вы: "Ступай!" - и не смогли
Поколебать все эти опасенья
Решенье твердое. Так что ж случилось?
Иль принесло восстанье что-нибудь,
Чего бы не могли предвидеть вы?
Лорд Бардольф
Мы все, страдающие с вами знали,
Что в бурные пускаемся моря,
Где шансов больше в десять раз, что мы
Погибнем все, - и все же мы решились,
Желанных ради благ пренебрегая
Опасностью, грозившей нам. Мы смяты,
Но вновь дерзнем, рискнув добром и жизнью.
Мортон
Да, самая пора! Мой славный лорд,
Я слышал (достоверен этот слух),
Что уж собрал архиепископ Йоркский
Прекрасно снаряженные войска.
И этот пастырь узами двойными
Теперь связал приверженцев своих.
Вел за собой ваш сын тела - лишь тени,
Подобия людей, - затем что слово
"Восстанье" разделило дух и тело;
Они дрались насильно, против воли,
Как пьет больной микстуру, и казалось,
На нашей стороне лишь их мечи;
Но, что до их ума и сердца, слово
"Восстанье" их совсем заледенило,
Как рыбу в озере мороз. Теперь же
Архиепископ освятил мятеж:
Святым и праведным его считают,
И увлекает он и дух и тело.
Он кровью Ричарда кропит повстанцев,
Соскобленною с помфретских камней;
Придал он распре вид небесной кары;
Твердит, что ходит по земле кровавой,
Стенающей под гнетом Болингброка,
И стар и млад идут за ним толпой.
Нортемберленд
Я знал об этом, но, сказать по правде,
Из памяти все вытеснило горе.
Пойдемте и обсудим сообща
Пути отмщенья, средства обороны.
Пошлем гонцов, - друзья прийти должны.
Как мало их и как они нужны!
Уходят.
СЦЕНА 2
Лондон. Улица.
Входит сэр Джон Фальстаф в сопровождении пажа, который
несет его меч и щит.
Фальстаф
Ну, великан, что сказал доктор про мою мочу?
Паж
Он сказал, сэр, что моча сама по себе хорошая, здоровая моча, но что до ее владельца, то ему и невдомек, сколько в нем сидит разных болезней.
Фальстаф
Всякого рода люди за честь почитают позубоскалить на мой счет. Мозг человека - этого плохо слепленного комка глины - неспособен выдумать ничего смешного, кроме того, что выдумал я или что выдумано на мой счет. Я не только сам остроумен, но и пробуждаю остроумие в других. Вот я сейчас иду перед тобой, похожий на свинью, которая сожрала всех своих поросят, кроме одного. Или я ничего не понимаю, или принц дал мне тебя в слуги только для того, чтобы рядом с тобой я казался еще тучнее. Ах ты, поганый корешок мандрагоры! Тебе больше пристало бы торчать у меня на шляпе, чем таскаться за мной по пятам. Никогда в жизни не прислуживал мне человечек ростом с агат на перстне. Но я оправлю тебя не в золото и не в серебро, а в самую дрянную одежку и отошлю тебя назад, под видом драгоценного камня, твоему господину драгоценному принцу, у которого пух еще не вырос на подбородке. Скорее у меня вырастет борода на ладони, чем у него на лице, - а он еще утверждает, что у него королевский вид. Когда-нибудь, вероятно, господь его доделает, но до сих пор у него нет ни одного лишнего волоска, и все сходство его с королевским лицом на монетах только в том, что цирюльник не заработает на нем и шести пенсов. А все же он петушится, словно уже тогда считался мужчиной, когда отец его был еще холостяком. Он может быть самого высокого мнения о своей особе, но в моих глазах он здорово упал, да будет ему это известно.
– Ну, что же сказал мистер Домблдон насчет атласа мне на епанчу и на шаровары?
Паж
Он сказал, сэр, что вы должны достать себе поручителя получше, чем Бардольф. Он не хочет принять ни вашу, ни его расписку: ему мало такого обеспечения.
Фальстаф
Чтоб ему угодить в ад, как богачу в притче! Чтоб у него язык присох к гортани! Ах ты, проклятый Ахитофель! Ах ты, окаянный "будьте любезны"! Водить джентльмена за нос обещаниями - и вдруг потребовать обеспечения? Эти сладкоречивые мерзавцы ходят теперь не иначе как в высоких сапогах и со связкой ключей у пояса, а когда человек хочет честно взять у них товар в долг, они требуют обеспечения! Я скорей позволю набить себе рот крысиным ядом, чем проглочу это поганое слово "обеспечение"! Я ждал, что он пришлет мне, как благородному рыцарю, двадцать два ярда атласа, а он мне: "обеспечение"! Да, уж ему-то обеспечен спокойный сон, потому что у него на лбу - рог изобилия, сквозь который просвечивает распутство его жены. А он того не видит, хоть у него и есть собственный фонарь.
– Но где же это Бардольф?
Паж
Он отправился в Смитфилд покупать для вашей милости коня.
Фальстаф
Я купил его самого в соборе святого Павла, а он купит мне коня в Смитфилде. Если я еще добуду жену в публичном доме, у меня будет славный слуга, славный конь и славная жена.
Входит Верховный судья с помощником.
Паж
Сэр, вот идет джентльмен, который посадил принца под арест за то, что тот ударил его из-за Бардольфа.
Фальстаф
Уйдем скорей, я не хочу с ним встречаться.