Географ глобус пропил. Золото бунта
Шрифт:
Осташа, приоткрыв рот и забыв о своей трубе, глядел на створ пустыми плазами. Ну, река… Ну, скала большая впереди; до середины, похоже, реку перегородила. Вода горой стоит, пенится. Шумно. Ёлки по берегам. Вон сосна, похожая на суксунский светец. Слева и впереди другая барка плывет. Колыванова барка. Плывет она медленнее, чем его судно. Он ее обгонит. Потом начнет разворот, чтобы отуриться, потеряет ход, и барка Колывана толкнет его в корму. Это случится вон там. Он развернется больше, чем надо, и его понесет на скалу. Он ударится в скалу кормой. Его барка разобьется. Все утонут. Ну и что?
Ничего не трогало души. Не было уже души в теле.
— Остафий! — страшно орал с носа Корнила.
Осташа мертвым движением согнул руку в локте, воткнув трубу в губы, и ответил:
— Тиха!
Обе барки бежали по реке почти вровень. Осташа смотрел, как вода несется вдоль смоляных бортов Колывана. Пятеро на скамейке чужой барки смотрели на него, на Осташу. Интересно, сколько Колыван заплатил Пасынкову, чтобы караванный разрешил утопить барку своего каравана?.. Они ведь понимают, чего уже сделали и чего еще собираются сделать. Понимают, что убили девчонку-вогулку, что хотят потопить чужую барку и сгубить полтора десятка человек. Как там у них в душе-то: совесть не торкается в горло? А тем, кто на потесях работает, не хочется ли бросить кочетки, чтоб не случилось беды?..
Осташина барка начала перегонять колывановскую. Но Осташа бежал по внешней, по длинной дуге поворота, а Колыван — по внутренней, по короткой. Кто впереди сейчас — это не важно. Все равно впереди всех — Разбойник, похожий на закрытые ворота.
…Вот, значит, почему Колыван был уверен, что Осташа пойдет не справа, а левее, где его можно будет достать. У Колывана была приготовлена ловушка — Бойтэ. Так ведь и случилось. Осташа зевнул тот миг, когда надо было подгрести и остаться на правой струе… Да ладно. Прямоугольная стена Разбойника дулась, как на дрожжах. Утреннее солнце зашло за скалу, и все небо оказалось в зареве. Скала превратилась в ледяную стену: обведенная сияющей каймой плита многослойной тени, в которой не видно ни выступов, ни выбоин, ни лишаев…
«Господи! — Осташу вдруг рвануло поперек живота. — Сделай хоть что, лишь бы она осталась жива!.. Пусть ведьма она, пусть язычница, пусть грешница! Пусть грешен и я, и трижды, и семижды, — прости ее, спаси! Ты же добрый, ты все понимаешь! Возьми меня всего взамен, возьми цареву казну, возьми батину правду, возьми всех, возьми Чусовую, все, что хочешь, все, что потребуешь, — но только спаси ее, ты же можешь! Я не буду больше искать ее, я никогда о ней не подумаю — но спаси ее, не дай мне потерять веру в тебя!..»
Один Осташа упал на колени на скамейке, а другой, оборотный, стоял и смотрел на Разбойник. Пора.
— Ульяха, Важен, кидай якорь!
Спасибо Петруньке: если бы он не прибежал сегодня утром, второй якорь Осташа не приготовил бы.
Пробороздив доски палубы лапами якоря, Важен и Ульяха пихнули якорь за борт. Цепь как живая тотчас напряглась струной. Барку рвануло, по самую корму осаживая в воду. Бурлаки опять полетели друг на друга. Зато барка Колывана, как по волшебству, сделала огромный рысий прыжок и сразу оказалась прямо впереди, прямо перед носовой потесью Осташиной барки.
Цепь, жалобно тинькнув, лопнула. Барка качелью качнулась
— Корнила, затащи потесь! — крикнул Осташа.
На чужой барке только Колыван понял, что случилось. Осташа увидел, что он сразу поднял трубу… поднял и опустил. Ему сейчас нечего было командовать. Он уже ничего не мог изменить.
Осташина барка медленно догнала колывановскую и нежно ткнулась скулой в ее пыж, словно поцеловала. На обеих барках никто из бурлаков не греб, все смотрели друг на друга. И Осташа смотрел на Колывана, а тот отвечал угрюмым, ненавидящим, тоскливым взглядом исподлобья. Осташина барка наваливалась все весомее, все тяжелее, как кобель, который сначала ластится к суке, лижется, повизгивает, а потом прижимает ее к земле и наскакивает сверху и сзади. Колыванова барка, и без того шедшая наискосок, чтобы толкнуть Осташину, потихоньку продолжила разворот. Ее пыж со скрипом скользил по скуле Осташиного судна. Неявный уклон пути все быстрее делался явным. Осташины бурлаки молчали, а бурлаки Колывана завертели головами, глядя то на Разбойника, то на Осташу, заорали, замахали кулаками, нелепо задергались, делая вид, что хотят перепрыгнуть с барки на барку и всех поубивать. Побагровев, со скамейки ревел что-то Пасынков, а Чупря, оскалясь, куда-то рыпнулся бежать — небось за ружьем.
Колыван молча схватил его за шкирку.
Осташа поднял трубу и, помедлив, крикнул Колывану:
— Держи на сосну как суксунский светец!..
Колыван тотчас отвернулся, выглядывая примету.
И наконец пыж колывановской барки отлепился от Осташиного борта. Барка Колывана окончательно встала поперек струи боком к Разбойнику. Осташа и Колыван одновременно схватились за трубы.
— Корнила, потесь на воду, вправо! — закричал Осташа. — Никешка, влево!
— Макар, загребай, Никита, табань! — услышал Осташа команду Колывана.
Барки расходились. Колыван оставался сзади.
Справа поток начал вздыматься, отталкивая Осташу к левому, безопасному берегу. Не плеск, не шум, не рев царили у Разбойника, а могучий и просторный гул, как по окоему в грозу. Разбойник словно постепенно подымался со дна, подымая на груди и поток, а потом выпрямился отвесно. Стрежень взбежал по его стене и свернулся набок, обламываясь водяными глыбами. Разбойник стоял неколебимо, подпирая собой текучую гору воды. Он так взбивал Чусовую, что уже не морось, не взвесь, не водяную пыль, а настоящий пар срывало с гребней, как в бане с каменки, и клочьями несло вниз по течению. Осташа обходил Царь-бойца на уважительном расстоянии. Его бурлаки с ужасом и благоговением смотрели на страшный, мгновенный и вечный бой скалы и реки, когда скала вспарывает, выворачивает наизнанку водяную толщу. В этом зыбком и нерушимом равновесии оба они — боец и поток — стоят дыбом, упираясь друг в друга, и не падают.
Обдав стужей, громада Разбойника ушла за корму. Барка Осташи осела, облегченно раскачиваясь. Солнце полыхнуло в глаза. Осташа прошел Разбойника, но прошел просто так, по прямой — не отуром.
Осташа оглянулся, ожидая увидеть, как из-за скалы начнет выбрасывать людей и доски. Но увидел он совсем другое. Вперед кормой из-за угла каменной стены, накренившись, по склону водяного отбоя вылетает барка Колывана — целая и невредимая.
Колыван прошел Разбойника отуром.