Георгий Седов
Шрифт:
Но отъезд не откладывается. Под вечер шторм утихает. Седов встал с постели и оделся».
Глава XV
ВЫХОД К ПОЛЮСУ
Седов решил отправиться к полюсу на трех нартах, запряженных двадцатью четырьмя собаками. Трех собак он оставил на «Фоке». Продовольствие было погружено на нарты еще накануне выхода. Оно было взято на четыре — четыре с половиной месяца, а корма для собак
15 февраля рассвет был очень пасмурен. Буря окончательно стихла, и от нее остался слабый ветерок. Мороз невелик — двадцать градусов.
Георгий Яковлевич ранним утром ушел на разведку. Он вернулся в половине одиннадцатого. Дорога оказалась тяжелой. Буря намела большие сугробы, снег еще не успел затвердеть. Усталый, тяжело дыша, Седов поднялся на корабль. В коридоре его встретил художник, дал ему в руки свое письмо. Не найдя случая еще раз переговорить с Седовым и убедить его отказаться от рискованного путешествия, художник написал письмо. Предостерегая Седова от доверия к диагнозу ветеринара Кушакова и от легкого отношения к своей болезни, художник рекомендовал Седову отложить путешествие до выздоровления. Георгий Яковлевич сказал, что дорога плоха, пожаловался на боль в ногах и одышку.
Неистощимый рассказчик, выдумщик анекдотов и смешных историй, кумир команды, бесстрашный охотник, всегда бодрый, даже к работе приступавший не иначе, как с шуткой, Седов теперь выглядел другим.
Взяв из рук художника письмо, Георгий Яковлевич прошел в свою каюту. Он пробыл в каюте около получаса и вышел с написанным приказом, в котором он передавал руководство научными работами Визе, командование кораблем— Сахарову, а власть начальника экспедиции— Кушакову. В приказе же Седов писал:
«Полюсную партию ждите в бухте Тихой до первого августа, после чего постройте здесь каменную землянку, оставьте в ней небольшой запас провизии, ружье, патроны и вообще все необходимое для приюта трех человек, а сами идите в Россию…
По приходе в Россию не беспокойтесь ходатайствовать о посылке за нами судна, так как это будет лишняя трата средств, ибо, если суждено будет уцелеть, то мы и самостоятельно доберемся домой».
После прочтения приказа не расходились. Не уходил в каюту и Седов. Он несколько минут стоял с закрытыми глазами, как бы собираясь с мыслями, чтобы сказать последнее слово. Но вместо слов вырвался едва заметный стон, в углах сомкнутых глаз сверкнули слезы. Георгий Яковлевич с усилием овладел собою, посмотрел на всех и начал говорить, сначала отрывочно, потом спокойнее, плавнее, — голос стал тверже:
— Я получил сегодня дружеское письмо. Один из товарищей предупреждает меня относительно моего здоровья. Это правда: я выступаю в путь не таким крепким, как нужно и каким хотелось бы быть в этот важнейший момент. Пришло время, и мы начнем первую попытку русских достичь Северного полюса. Трудами русских в историю исследования Севера вписаны важнейшие страницы, Россия может гордиться ими. Теперь на нас лежит ответственность оказаться достойными преемниками наших исследователей Севера. Но я прошу: не беспокоитесь о нашей участи. Если я слаб — спутники мои крепки. Даром полярной природе мы не дадимся.
Седов помолчал.
— Совсем не состояние здоровья беспокоит меня больше всего, а другое: выступление без тех средств, на какие я рассчитывал. Сегодня для нас и для России великий день. Разве с таким снаряжением нужно идти к полюсу? Разве с таким снаряжением рассчитывал я достичь его? Вместо шестидесяти собак у нас только двадцать четыре, одежда износилась, провиант истощен работами на Новой Земле, и сами мы не так крепки здоровьем, как нужно. Все это, конечно, не помешает исполнить свои долг. Долг мы исполним. Наша цель — достижение полюса; все возможное для осуществления ее будет сделано.
В заключение Седов старался ободрить больных:
— Жизнь теперь тяжела, стоит еще самая суровая пора, но время идёт. С восходом солнца исчезнут все ваши болезни. Полюсная партия вернется благополучно, и мы тесной семьей, счастливые сознанием исполненного долга, вернемся на родину. Мне хочется сказать вам не «прощайте», а «до свидания»!
Все стояли в глубоком молчании. У многих навертывались слезы. Как-то особенно просто и задушевно сказал несколько слов Лебедев.
После завтрака Седов встал первый:
— Нужно идти!
Через несколько минут все были на воздухе. Еще небольшая задержка у фотоаппарата, и все способные двигаться под лай и завывание рвущихся собак пошли на север. В мглистом воздухе глухо гремела пушка, чуть развевались флаги. Крики «ура» тонули в белых проливах. У северного мыса острова Гукера, километрах в семи от зимовки, провожавшие остановились, пожали руки уходящим, расцеловались.
— Так до свидания, а не прощайте!
Несколько торопливых фраз, и кучка людей отделилась и двинулась вперед. Провожавшие долго стояли на торосе, вглядываясь в темноту.
Глава XVI
НА ОСИРОТЕЛОМ «ФОКЕ»
24 февраля, по вычислениям, в бухте Тихой должно было показаться солнце. Пинегин и Павлов увидели его с высокой горы около полудня. Оно показалось над самым краем ледяного покрова на острове Гукера, озарило розовыми лучами верхушку горы и сейчас же зашло Приятели спустились с горы по ступенькам, выбитым в твёрдом, как лед, снегу, и, погладив медвежат, вошли в кают-компанию. От сырости краска местами отстала, обнажая посиневшее промозглое дерево, и висела лохмотьями. Лед скопился во всех углах, пазы между планками запорошены инеем, на полу сырость от льда, растаявшего, когда топилась железная печка. В углу, поеживаясь и потирая руки, сидел за шитьем запасного паруса Максимыч.
Суровое время наступило на «Фоке». Температура не поднималась, свирепствовали штормы. О событиях того времени рассказано в дневнике художника:
«3 марта. Готовлюсь к экскурсии на мыс Флора; предполагаю идти вдвоем с Инютиным. Приходится снаряжаться легко. Весьма вероятно, что мне придется идти одному с примусом, спальным мешком и записками: Инютин слаб и ненадежен. Пищухин еле бродит с распухшими коленками. Из матросов вполне здоровых только двое — Кузнецов и Кизино.
9 марта. Стоит ясная погода. С 4-го полная тишина, ясные, солнечные дни с ровной температурой —30–45° Ц.