Герцог-обольститель
Шрифт:
– Бог мой, ваша светлость, да вы, оказывается, льстец.
Он, видимо, не ожидал такого ответа и, к ее удовольствию, смутился. Если он думает, что она такая же, как все его знакомые женщины, запуганные его высокомерием и властностью, то ему страшно не повезло.
Она шагнула к нему и спросила его светским тоном, хотя жутко нервничала:
– Этот прелестный дом принадлежит вам?
Не спуская с нее глаз, он отпил глоток из бокала.
– Нет. Он принадлежит другу.
– А-а. Разумеется.
Его брови еле заметно сдвинулись. Он не понимал, что означало
– Не хотите ли хереса? – Он наконец отошел от камина.
– Пожалуй.
Он подошел к большому бару позади обеденного стола, который уже был накрыт на двоих.
– Он и друг Эдмунда?
– Был.
Она наблюдала за тем, как он взял графин, поднял пробку и налил в бокал хереса. Этот человек явно не был искушен в искусстве общения.
– А как его зовут?
Он ответил не сразу: сначала поставил на место графин и протянул ей рюмку.
– Колин Рамзи. Это тот джентльмен, с которым вы познакомились на балу, но не думаю, чтобы Эдмунд когда-либо даже упомянул его имя, иначе бы вы запомнили его.
Принимая у него бокал, она позаботилась о том, чтобы не коснуться его пальцев.
– Нет, Эдмунд никогда не рассказывал ни о ком из живущих в Англии, кроме вас, но и тогда вы были каким-то далеким старшим братом, счастливой судьбе которого он завидовал. Я просто подумала, что вы старый и женатый, живете в деревне, занимаетесь семьей и воспитываете детей. – Помолчав, она добавила дерзко: – Он никогда не говорил, что вы с ним близнецы.
– А вы не находили это странным?
– Что именно? Что вы не старый и не женатый или то, что вы близнецы? – уточнила она.
Он фыркнул и снова отпил глоток.
– Что он не рассказывал обо мне.
– Да, мне казалось это странным, – честно призналась она. – Но в те редкие моменты, когда я спрашивала его о семье и бывших друзьях, он давал короткий ответ и сразу же менял тему. Но он делал это так весело и непринужденно, что я не придавала этому значения. Теперь я понимаю, что он просто избегал говорить на эту тему.
– Не сомневаюсь. Когда человек от чего-то или кого-то бежит, он обычно не хочет это обсуждать.
Как же ей хотелось, чтобы он ответил на ее вопросы! Но она боялась, что он поймет, как она волнуется.
– Поскольку единственным, кого он упоминал, были вы, значит, бежал он не от вас.
Глаза герцога потемнели, и Оливия призналась себе, что горда тем, что сумела его задеть. Он не был уверен, сказала ли она это в шутку или действительно не знала, что Эдмунд ненавидел своего брата, но ей было приятно, что она взяла верх, пусть даже в такой малости.
Он подошел к ней совсем близко, так что она могла разглядеть немного отросшую щетину на его подбородке. Если бы дело касалось какого-либо другого джентльмена, ее бы рассердило, что он не удосужился еще раз побриться перед обедом. Но этот человек выглядел привлекательно даже слегка небритым.
– Неужели я такой страшный, леди Оливия?
Она вздрогнула. Как она могла отвлечься от такой важной темы?
«Сосредоточься!»
– Страшный?
Он весело рассмеялся. Это было так неожиданно, что Оливия чуть было не уронила бокал с хересом. Когда герцог Дарем смеялся, он был просто неотразим.
Потом он посмотрел ей в глаза и пробормотал:
– В прошлом, мадам, меня больше боялись смелые леди, когда я обнаруживал, что они лгут. Какой бы незначительной их ложь ни была. – Понизив голос, он добавил: – Или экстравагантной.
Она не сразу нашлась, как отреагировать на такой недвусмысленный намек. Потом, намеренно усмехнувшись, она сказала:
– Я так рада, что со мной вы и дальше будете таким любезным.
Он попытался не улыбнуться, но ему удалось это лишь наполовину, так что она не могла не заметить появившуюся на его правой щеке ямочку. У Эдмунда такой ямочки почему-то не было. Ей вдруг понравилась их непринужденная болтовня, и она, наклонив голову в его сторону, спросила заговорщическим тоном:
– Все же для моего спокойствия... ваша светлость, кто эти смелые леди?
Полуулыбка исчезла с его лица, и губы сжались.
– Француженки, леди Оливия. Я не знал ни одной, которой мог бы доверять.
Болтовня закончилась. Одним своим вполне невинным вопросом она разрушила дружескую атмосферу. Он никогда не будет ей доверять из-за ее двойной национальности. Она не могла понять, что стоит за его враждебностью. Впрочем, какая разница? У них никогда не будет никаких отношений. Он не очень-то ей и нравился. Высокомерный тип.
Оливия сделала глоток хереса и, отвернувшись от него, направилась к обеденному столу, инстинктивно чувствуя, что он провожает ее взглядом, и поставила на край стола бокал.
– Значит, в соответствии с вашей изощренной логикой вы полагаете, что по крайней мере половина из того, что я вам рассказываю, – ложь. Очень жаль.
Он ответил не сразу. Когда же она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, то увидела – не без удовольствия, – что он ее рассматривает – ее лицо, высокую прическу с падающими на виски прядями темных волос, сложный фасон ее шелкового светло-бежевого платья. Женское чутье подсказало ей, что ему нравится то,что он видит.
– Вы определенно знаете, как поддразнить мужчину, не так ли, леди Оливия? – Его голос прозвучал напряженно и хрипло.
Она чуть приподняла брови и постаралась ответить вежливо:
– Поддразнить? Каким же образом я вас поддразниваю, ваша светлость?
Он одним глотком допил свой бокал и поставил его на каминную полку.
– Я не имел в виду, что вы поддразниваете меня, мадам, во всяком случае, не сейчас. – Он заложил руки за спину, подошел к ней и, глядя в пол, продолжил: – Что я имел в виду, так это то, что все в вас – ваш высокомерный взгляд, ваша элегантность, ваш явный шарм – вызывает в мужчинах – в любом мужчине – желание. Вы продукт красоты, Оливия, такой же, как изделия парфюмерии, которые вы производите и продаете, и вы произвели на меня впечатление, на что вы, видимо, и рассчитывали. Но продукт остается продуктом, не более того. Так что меня вы не обманете.