Герцогиня-охотница
Шрифт:
Дверь открылась, и вошла миссис Миллз, а за ней мальчик размером со взрослого мужчину. Сара посмотрела на него, и ее сердце бешено заколотилось в груди. Мальчик-мужчина был явно похож на Джорджину Стенли.
Бертрам улыбнулся, увидев Сару. Во рту у него не хватало двух зубов.
– Это мой день рождения! Все для меня! – объявил он, заметно шепелявя.
– Проходи, друг Бертрам, – терпеливо сказала миссис Миллз.
Он прошел в комнату, оглядываясь с любопытством. Его глаза василькового цвета сияли. Он был одет в белоснежный
Бертрам выглядел странно. Это как если превратить Джорджину Стенли в мужчину и смотреть на него глазами пьяного человека. Его лицо было слишком круглое, а уши и зубы – слишком мелкие. Глаза идеальной миндалевидной формы были посажены слишком близко друг к другу.
Миссис Миллз взглянула на Сару и пожала плечами.
– Иногда ему кажется, что наступил его день рождения. Конечно, мы здесь не отмечаем никаких праздников. Видимо, когда он был маленьким, это был особенный день для него, поэтому он о нем не забывает.
Сара кивнула, проглотив свой страх. Разумеется, если бы Бертрам был опасен, миссис Миллз приняла бы меры предосторожности. В любом случае сейчас страх будет только мешать ей.
Она смело шагнула вперед.
– Бертрам, – сказала Сара, – я так рада видеть тебя.
Он остановился и замер, а в сияющих глазах появился интерес. Его глаза были точно такие же, как у мисс Стенли, только без злобы, которую Сара видела при последней ее встрече с дочерью барона.
– Ты?
– Я Сара, – тихо сказала она.
– Я люблю сестер! – ответил Бертрам.
Должно быть, миссис Миллз сказала, что его пришла навестить двоюродная сестра. Затем Бертрам затараторил что-то так быстро, что Сара ничего не поняла. Мало того что он шепелявил, его речь была совершенно нечленораздельной. С недовольным видом он что-то говорил про папеньку и про братьев и сестер. Еще про людей, которых он называл Гертруда, Мэри и Уильям, их маменьку и папеньку и кузенов. Затем он внезапно остановился и нахмурился, как будто потерял ход мысли.
Миссис Миллз похлопала его по руке.
– Друг Бертрам стал кем-то вроде домашнего питомца для семей, приходящих к другим пациентам.
– Ах! – Сара не знала, что сказать на это.
– Действительно, у него очень спокойный и жизнерадостный характер. Он редко требует каких-то ограничений. Он не жалуется и не плачет. Его единственная цель в жизни очень проста, но наиболее важна для всех людей: он хочет быть счастливым.
– Ах! – снова удивленно выдохнула Сара, и Бертрам улыбнулся ей, показывая свои маленькие редкие зубы.
– Это мой день рождения! Кузина Сара! – воскликнул Бертрам, подпрыгивая и хлопая в ладоши.
– И сколько же лет тебе сегодня исполнилось? – осторожно спросила его Сара.
Вопрос явно смутил Бертрама, и он посмотрел на миссис Миллз в поисках помощи.
– Ну что же ты, друг Бертрам? Мы же учили: четыре и двадцать. Разве ты не помнишь?
– Четыре и двадцать! – радостно ответил он Саре и запел: – Двадцать четыре! Двадцать четыре!
И тут Сара все поняла.
Она слышала, как в гостиной Айронвуд-Парка Джорджина Стенли говорила, что у нее был старший брат, который умер в возрасте девяти лет, когда ей было всего пять.
Это и был тот брат, который «умер». Стенли спрятали его здесь. С одной стороны, не слишком далеко от их владений, чтобы барон Стенли мог приглядывать за ним, а с другой стороны, слишком близко, что вызывало беспокойство мисс Стенли. Она бы предпочла, чтобы ее брата, которого она стыдилась, отправили в Абиссинию.
Это и понятно. Ведь тогда выходит, что младший брат Джорджины, находящийся сейчас в Кембридже, которому было девятнадцать лет, вовсе не являлся законным наследником, как все считали. Законным наследником лорда Стенли был Бертрам. Стенли обманывали всех, говоря, что он умер, а на самом деле он был жив, находился здесь в Англии, улыбался щербатым ртом и пел о том, что ему двадцать четыре.
Сара сделала глубокий вдох и натянуто улыбнулась.
– Я так рада снова видеть тебя, Бертрам!
– Двадцать четыре!
– Твоя семья… скучает по тебе.
Улыбка мгновенно исчезла, и Бертрам нахмурился.
– Не люблю папеньку и маменьку. И сестер не люблю!
Сара посмотрела на миссис Миллз.
– Они его навещают? – тихо спросила она.
Миссис Миллз покачала головой со скорбным выражением на лице.
– Нет. Их не было уже много лет.
Сара затаила дыхание.
– Ты помнишь своих маму и папу? – спросила она Бертрама.
Он внимательно посмотрел вверх, как будто ответ был написан на потолке. Затем перевел взгляд на нее, скривил губы и наклонился вперед так, что Сара почувствовала его запах. Странное сочетание дешевого мыла и пота.
– Я толстый, – сказал он, показывая на свой живот. – Папа не толстый. У него глаза голубые, как у меня.
– Ты помнишь свою сестру Джорджину?
– Маленький ребеночек в мамином животике, – сказал Бертрам. – Большой животик, как у Бертрама, и в нем малышка. А потом однажды она ушла оттуда навсегда. И оп! Джорджи! – Он энергично затряс головой. – Бертраму нельзя держать Джорджи! Бертрам мог ее уронить. Бертраму нельзя с ней играть. Плохой, плохой Бертрам!
Его слова и движения становились все более невнятными и неистовыми, и Сара бросила безнадежный взгляд на миссис Миллз.
– Ты хочешь вернуться в общую комнату, друг Бертрам? – спросила его миссис Миллз.
– Кузина Сара! – воскликнул он в ответ.
– Я вернусь и навещу тебя снова, – пообещала Сара.
Она поклялась себе, что сдержит обещание, где бы ни оказалась, покинув Айронвуд-Парк.
– Ну тогда в общую комнату, – сказала миссис Миллз, развернула Бертрама и, подталкивая рукой в спину, направила к дверям.