Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов

Фельштинский Юрий Георгиевич

Вся работа была сосредоточена с начала мая месяца в руках М.И. Терещенко, министра иностранных дел. Только тогда, когда расследование подходило к развязке, т. е. к предъявлению обвинений и к арестам, приблизительно за две недели до начала июльских событий, часть добытых данных была сообщена министру юстиции. Тогда же министр иностранных дел познакомил начальника контрразведки полковника Никитина с французским офицером, который по поручению своего правительства помогал М.И. Терещенке.

В день занятия правительственным отрядом войск «Дачи Дурново», т. е. 19 июня, «в 11 часов утра я явился к министру М.И. Терещенко, который представил меня капитану французской миссии Лорену, – пишет на с. 94 в своей английской книге «Фатальные

годы» полковник Никитин, – ему (Лорену) суждено было позднее оказать ценную услугу». А именно, капитан Пьер Лорен «4 июля (21 июня) пришел ко мне и вручил мне первые 14 телеграмм в Стокгольм и из Стокгольма между Козловским, Фюрстенбергом, Лениным, Коллонтай и Суменсон; впоследствии он дал мне еще 15 следующих телеграмм» («Фатальные годы». С. 119). Эти телеграммы, признает тут же полковник Никитин, «помогли провести ясное различие между главными и менее важными лицами, причастными к этому делу… Эта информация дала возможность нам быстрее двинуться вперед, и последующее расследование стало приносить ежечасно сенсационные результаты. Из этих телеграмм мы впервые узнали о существовании Суменсон…».

3) Дальше. В «Русской мысли» пишется: «Июльское восстание, организованное большевиками, имело своею главной целью помешать этим арестам и дать возможность Ленину спрятаться». У Г. Каткова нет этой категоричности: «Высказана была даже мысль, что неудачное восстание в начале июля большевиками было организовано в надежде предотвратить аресты». Но и в этой смягченной форме «мысль» полковника Никитина не соответствовала действительности. Ибо удар с тылу в столице был нанесен для того, чтобы облегчить подготовленный к этому времени удар с фронта. Началось контрнаступление германских армий. Из книги же близкого друга Ленина В. Бонч-Бруевича «На боевых постах Февральской и Октябрьской революции» (с. 83) видно, что до вечера 4 июля Ленин не знал ничего о скором своем аресте.

4) «Когда восстание было подавлено, то А.Ф. Керенский вернулся в Петроград», – написано в «Русской мысли». Подчеркнутых мною слов у Г. Каткова нет. Они вставлены с некою целью, довольно ясной, но вставлены неудачно. Я не сам вернулся в Петербург потому, что восстание было подавлено. Я был вызван с Западного фронта, где по настоянию командования я должен был присутствовать при начале наступательных операций: был вызван, дабы преодолеть препятствие, мешавшее правительству издать приказ о производстве арестов. Этим препятствием была делегация от ЦИК и Совета крестьянских депутатов.

Хотя я «и отдал приказ об аресте Ленина, Зиновьева и других большевистских вождей, – пишется в «Русской мысли», – но арестовать удалось только двух посредников: некую Суменсон и адвоката Козловского». Неверно. Я дал приказ об аресте одиннадцати человек, имена которых имеются в официальном сообщении правительства, напечатанном в газетах 22 июля 1917 г. (см.: Речь. № 170). Из одиннадцати семеро были арестованы. Гельфанд-Парвус и Фюрстенберг-Ганецкий находились за границей, и преждевременное опубликование части материала следствия остановило приезд Я. Ганецкого в Петербург. Ленин же и Зиновьев, получив в 7 часов вечера 4 июля от предателя Н.С. Каринского через Бонч-Бруевича предупреждение, скрылись.

5) По «Русской мысли» и Г. Каткову, «инициатором арестов был тогдашний министр юстиции Переверзев, но ему пришлось по настоянию Керенского подать в отставку». Совершенно неверно. Как я уже выше указал, министру юстиции была передана часть документов, собранных правительством, когда пришло время готовиться к арестам по обвинению по № 51, 100 и 108 ст. ст. Уголовного уложения, т. е. в измене и организации вооруженного восстания. По причине, указанной в пункте 5-м, П.Н. Переверзев осуществить свою «инициативу» до 5 июля не мог. А 5 июля он выбыл из Временного правительства. В утренних газетах 6 июля было напечатано сообщение (Речь. № 156, 6 июля):

«Около недели тому назад П.Н. Переверзев

заявил о своем выходе из Вр[еменного] правительства… ввиду происшедшего кризиса власти остался на своем посту, но 5 июля – в связи с сделанными Советом Р. и С.Д. указаниями – П.Н. Переверзеву было сообщено, что его заявление принято».

Никакого отношения какие бы то ни было «указания» Совета Р. и С.Д. к уходу П.Н. Переверзева не имели, что было разъяснено печати трижды – 6, 7 и 11 июля М.И. Терещенко и Н.В. Некрасовым. Вся суть была в преждевременном опубликовании некоторых документов в частном порядке, без разрешения главы правительства князя Львова и без согласия М.И. Терещенко и осведомления остальных министров. Этот личный акт принес огромный вред делу борьбы с Лениным и К° в 1917 г. – что сейчас должно быть очевидно всякому и особенно тому, кто продолжает утверждать, как и автор статьи в «Русской мысли», что «факт получения большевиками денег от немцев никогда не был доказан».

Если считать не доказанным этот факт, несмотря на установленные предварительным судебным следствием огромные деньги, шедшие от германского правительства через общепризнанного сотрудника и агента этого правительства Гельфанда-Парвуса из берлинского «Дисконтогезельшафт» в шведский «Ниа Банк» и [которые] оттуда сотрудниками Парвуса и Ленина переводились в Сибирский банк на имя Суменсон, которая никакой «коммерцией» не занималась, а передавала деньги ленинским агентам, главным образом, Козловскому, – то надо будет признать, что самые очевидные факты недоказуемы…

P. S. В «Русской мысли» от 17 мая с. г. помещена статья Е.Д. Кусковой «В дополнение…» к статье «Ленин на службе у кайзера». Все мной изложенное выше свидетельствует, что Е.Д. Кускова была введена – как и покойный Масарик, на которого она ссылается, – в совершенное заблуждение какими-то чехами во главе с неким Воском, о которых я – до статьи Е.Д. Кусковой – и понятия не имел.

А. Ф. К.

7

Григорий Аронсон

Большевики и немецкие деньги

«Новое русское слово», 6 июля 1956 г.

Приведенные в передовой «Нового русского слова» некоторые новые данные о получении Лениным во время Первой мировой войны немецких денег вызвали естественный интерес к этому вопросу, в общем до сих пор остающемуся в мире загадок и слухов. Документы, сообщенные в деловом исследовании проф. Г. Каткова в № 2 лондонского журнала «Интернешинал эфферс», построенном на материалах немецких архивов, произвели сильное впечатление, так как подтвердили довольно широко распространенное подозрение, что большевики, ведя свою пропаганду против продолжения войны на Восточном фронте и подрывая существование демократической Февральской революции, выполняли полученную ими от немцев инструкцию. Почему они приняли к исполнению эту инструкцию? Потому что за это получили от немцев огромные деньги.

Для того чтобы подчеркнуть значение новых данных, опубликованных в лондонском журнале, я приведу частично текст письма немецкого министра иностранных дел Германии барона фон Кюльмана кайзеру от 3 декабря 1917 г., где сказано:

«С того момента, как большевики стали получать от нас деньги под разными этикетами через различные каналы, они могли широко поставить свою главную газету "Правду", проводить энергично свою пропаганду и заметно увеличить базы своей партии. Теперь большевики пришли к власти. Нельзя предвидеть, сколько времени они останутся у власти. Им нужен мир и порядок для того, чтобы укрепить свои позиции. И мы должны использовать в своих интересах остающееся в нашем распоряжении время… Заключение сепаратного мира будет существенным успехом, который приведет к разрыву России с союзниками. В тот момент, когда Россия будет покинута союзниками, она будет вынуждена искать нашей помощи…»