Гермоген
Шрифт:
Позже станет известно, отчего жители во всё время праздника оставались в домах. Они думали, что ляхи замышляют кровопролитие и, как только они появятся, начнут стрелять в них. На площади легче всего было ударить в толпу и начать избивать людей. И злые замыслы действительно насевались, но не поляками, а изменниками-боярами. Михайла Салтыков подбивал поляков начать истребление москвитян. Поляки же в то время мыслили идти навстречу Ляпунову, им было не до москвитян. И злобный боярин выговаривал им за «пропавшее» даром Вербное воскресенье:
— Нынче был добрый случай, а вы Москву не били. Ну так они вас во вторник будут бить. Я этого ждать не стану.
Но Гонсевский не успел выступить из Москвы. Завязалась схватка. Начали, видимо, ляхи, подстрекаемые боярином Салтыковым и его клевретами. Его были слова:
«Ну так они будут вас во вторник бить». Кровопролитие и случилось во вторник Страстной недели, через два дня после торжественного шествия на осляти. Был час обедни, когда люди собрались в храмах. В это время им легче всего было нанести удар. Не случайно и Гонсевский не остановил ляхов, но дал им волю. Много в тот день порубили и потоптали конями людей. Жадные ляхи грабили лавки и боярские дома. Ворвались к боярину князю Андрею Голицыну, дом его разграбили, а самого беспощадно умертвили. Случайно ли, что расправились с князем, верным Гермогену?
Люди искали спасения за Москвой-рекой, но и там конные ляхи настигали их. Положение временно спасли воеводы. На Сретенке битву с поляками выиграл князь Дмитрий Пожарский. Воеводы Бутурлин [72] и Колтовский за Москвой-рекой твёрдо стояли с воинами и народом против поляков. Отчаянно бились москвитяне на улицах Тверской, Никитской, Чертольской, на Арбате и Знаменке. Гудел набат. Сражались все, кто мог держать в руках дреколье или топор. Женщины и дети из окон и кровель закидывали противника камнями, обливали варом или горячей водой. На улицах возникли баррикады из лавок и дров. Москвитяне имели успех, увы, временный.
72
Бутурлин Василий Иванович — начальствовал в 1608 г. над сторожевым полком и разбил польского воеводу Лисовского у Медвежьего брода на Москве-реке. В 1613 г. вместе с Трубецким участвовал в неудачном походе под Новгород.
Из Кремля с немецким отрядом в толпы людей врубился капитан Маржерет. Это был алчный и жестокий наёмный убийца. Служил он тому, кто хорошо заплатит. Щедро платил Годунов, Маржерет и ему верно служил. Потом столь же верно служил врагу Годунова Лжедимитрию I. Но честный и щепетильный царь Василий отказался от службы негодяя, изгнал его из Москвы, и Маржерет нанялся к гетману.
Много крови пролил он в тот роковой день. Рубил, пока рука держала саблю. Он буквально умылся русской кровью, не щадил ни старых, ни малых... Люди бежали от него, как от сатаны...
Сколько же было на Руси таких жестоких судных дней!.. Но тот судный день не скоро кончился...
3
События приняли неожиданный оборот. Капитан Маржерет и ляхи скоро выдохлись. Им невозможно было справиться с многолюдством москвитян. Русские люди вытеснили неприятеля со всех улиц и площадей. Но ляхи задержались в Китай-городе и Кремле. Однако было явно, что без подкрепления им не одолеть москвитян. А подкрепления не было. Минуты были решительные. Гонсевский в величайшей тревоге думал, как удержаться в Кремле.
И тут
Его примеру последовали и другие доброхоты ляхов. Уже пылал Белый город, где первым вспыхнул дом Салтыкова, пылали Кремль и Китай-город, а тот бегал точно одержимый, кричал:
— Пошто нет огня во дворце и в патриарших палатах? Да изгибнет непокорный город!
Беспримерный случай в истории: вельможа велел зажечь собственный двор во имя торжества иноземцев!
Зато его «службу и усердно радетельный труд» милостиво похвалит король Сигизмунд, а ляхи в пылу благодарности будут целовать полы его боярского кафтана. Сам же Салтыков своей «заслугой» не кичился, а скромно говорил в кругу единомышленников и ляхов:
— Я во всём по правде поступил. Чинил всё по бозе, как Богу угодно.
Между тем сильный ветер быстро раздувал пламя. Улицы и площади Москвы быстро наполнялись густым дымом и несносным жаром. В тесных улочках гибли люди, кинувшиеся спасать своё добро. Некоторые пытались спасать дом. Другие в отчаянии пытались отыскать своих детей и родных. Смятение было всеобщим.
Салтыков добился, чего хотел: пожар разгорался, но битву удалось погасить. Ляхи отдыхали в опустевших домах Китай-города, пировали среди трупов, торжествовали победу, которая едва не ускользнула у них из рук. Довольны были и русские вельможи-изменники, желавшие победы полякам. Гнусный изменник Салтыков при попустительстве Мстиславского созвал ночную Думу вместе с ляхами. Он неистовствовал, изумляя даже коварных ляхов свирепой ненавистью к России:
— Москву надобно разрушить! Или не хотите спастись сами? Москвитян пожаром не уймёшь. Видали они и не такие пожары. После убийства царевича Димитрия Москва выгорела целиком. Тогда её сожгли по воле царя Бориса. Но и года не прошло со времени того пожара, а Москва как и не горела... Нет, Москву пожаром не доймёшь! — решительно повторил ожесточившийся предатель. — Москвитян надобно выбить из города, а церкви и храмы да дворцы царские сровнять с землёй!
Гонсевский охотно принял совет, и на следующее утро две тысячи немцев с конным отрядом вышли из Кремля к Москве-реке, зажгли церкви и монастыри и, не давая людям спасти свои дома, погнали их из улицы в улицу за пределы города. Они, бедные, ещё сопротивлялись. Но тут ударил на город подоспевший на помощь из Можайска королевский полковник Струе. Жители кинулись бежать, и пешие, и на лошадях. И едва успевшие отдохнуть за ночь люди гибли в огне и под лошадиными копытами. Никто уже не думал о спасении дома или богатства, но только о спасении собственной жизни и своих родных. По всем дорогам к Владимиру, Туле, Коломне тянулись погорельцы. Был март, дороги развезло, но снег стоял ещё высокий. Многие замерзали на сильном холодном ветру, не успев добраться до жилища. Но и оставшиеся в живых думали, что погибло всё, погибла Россия.
Но у народа-богоносца всегда и во все времена находился спасительный выход, находились и спасители. Между Сретенкою и Мясницкою, на диво многим, в том числе и самим полякам, твёрдо стоял князь Дмитрий Пожарский. Он бился с ляхами, и бился успешно, не давая им выжигать Москву за городской каменной стеною. Ему перевязывали раны, и он снова руководил боем. С тяжёлым ранением его отвезли в Лавру. Верные сподвижники бодрствовали над ним и спасли жизнь тому, кто в недалёком будущем спасёт Россию.