Гермоген
Шрифт:
Гермоген осенил его святым крестом. Он скрывал от царя тайную, сосущую его тревогу. Он более других видел, что нет крепости в ближниках царя, что многие верны отечеству только на словах. Предчувствовал, что надвигается великое насилие. Всюду чинится мятеж. Державная сила царя ослабела. Рознь в государевых боярах великая, и людям строения нет, а для розни кто станет служить и биться? Ныне он перечитывал Златоуста и много думал над словами: «С неразумными беседую, потому что разумные пали ниже неразумных». Он и ране наставлял свою духовную паству, дабы обращали грешников в истинную веру. Ежели человек сказал свой грех, то тем уже и загладил его.
И опять же ко времени нынешнему были слова
Истинная вера в Бога крепила падающие силы патриарха. Он неустанно искал, как поддержать царя, ибо не видел никого более достойного престола, нежели он, несчастный самодержец всея Руси. Никогда, даже в татарское лихолетье, не чинили вороги такой обиды отечеству, как ныне.
10
Смута в державе рождала много опасных слухов, и слухи ещё более усиливали смуту. Общественное мнение колебалось, побеждаемое то дурными, то благими вестями. О ком усердствовала молва, тот и был героем. Ужасное становилось обыденным. Героические события замалчивались и утрачивали былой ореол. Люди словно забыли, что первейший их долг — служить державе и царю.
То, о чём Гермоген предупреждал царя Василия, давно уже будоражило Москву, но никто не мог сказать, злая ли то клевета, или действительно готовился заговор, в котором принимают участие ближники царя — князья Андрей Голицын, Борис Лыков, Иван Куракин.
Сам Василий не верил дурным слухам, но они страшили его. Уж каким угодником был князь Юрий Трубецкой, а и он отошёл к Вору. А князья Сицкий, Черкасский да Засекин? Кто же знал, что они из осиного гнезда? На устах-то был мёд, а на сердце — яд. Никогда прежде Василий не подвергал столь строгому досмотру нравственные качества человека. Ведь друзья, претворившие во зло его доверие, могут натворить много бед. Но верить ли клевете? Князь Андрей Голицын — муж твёрдый в вере и в державных помыслах. Иван Куракин осторожен и брезглив и паче того верен клятве и крестному целованию. Порою кажет свой норов князь Борис Лыков, самоволом поднял цены на хлеб, да вовремя одумался. Вольностей и без того ныне много. Кому-то в сладость перечить воле государя, не считаться с его характером. За такие-то вины в прежние времена живота лишали. Но Василий не склонен к мелочной подозрительности. Да и заботы со всех сторон подступают, одна горше другой.
К этому времени Лжедимитрий перекрыл подступы к Москве. Оставалась надежда на Коломну, но тушинские рати, осадив Коломну, оставили Москву без подвоза продовольствия. Воспользовавшись этим, алчные купцы скупили в Москве весь хлеб и подняли на него цены, вначале вдвое, затем впятеро выше прежней.
В Москве начались волнения. Подосланные из Тушина злодеи подстрекали народ к бунту. Люди толпились на Пожаре, на Соборной площади, и часто под окнами царских палат раздавались возмущённые голоса:
— До чего нам досидеть? Али до голодной смерти?
— Слышали? На Николин день замятия будет!
— До чего нам дойти! Уже погибаем!
— Бояре, слышь, заговором промышляют...
— Сказывают, на Николин день царя хотят убить.
— Верно ли бают, будто царь в Ивантеевке, деревне, думает спасаться от злодеев?
— Ничего ему не будет. Князь Скопин от Новгорода на подмогу ему идёт с силой великой.
— Ужели Господь судил спастись злосчастному царю?!
— Сколь ещё терпеть от него кровопролитие и голод!
Между тем Василий делал всё, чтобы умерить хлебную дороговизну. Царскими указами устанавливалась справедливая цена на хлеб, но в обход закона гнусные стяжатели продавали хлеб тайно. Патриарх Гермоген призвал всех вельмож и купцов в Успенский собор и пред алтарём Всевышнего заклинал их быть милосердными, спустить безбожно поднятые ими цены на хлеб. Но у этих людей не было Бога в душе, ибо им было незнакомо чувство греха. Они не стыдились давать пред алтарём ложную клятву в том, что у них нет запасов, а выйдя из собора, продолжали продавать хлеб по дорогой цене.
Чтобы спасти бедных от голодной смерти, Василий убедил келаря Троице-Сергиевой лавры Авраамия Палицына отворить житницы обители, и цена на хлеб сразу же упала с семи до двух рублей (монастырские житницы находились в Москве, и затрат на перевозку не требовалось).
— Всё в воле Божьей и царской, — повторяли успокоенные люди.
Но, Боже, какие сурово неспокойные, а для многих и гибельные дни готовило им будущее!
...В эти дни правителю надлежало быть не только твёрдым, но и гибким. Между тем царь Василий проявлял опасную непоследовательность в искоренении неправды. Гермоген, случалось, напоминал ему о Катоне [64] , дабы извлечь урок из далёкого прошлого. Он хорошо знал историю и привык искать аналоги в прошлом. Царь Василий более других напоминал ему Катона, государственного деятеля Древнего Рима. Та же досаждавшая другим правдивость и честность, та же приверженность старине. То же ничем не смягчаемое упорство в однажды избранной позиции. И, увы, та же судьба. О Шуйском можно сказать то, что Плутарх сказал о Катоне: «Судьба, борясь с людьми достойными и порядочными, способна иным из них вместо заслуженной благодарности и славы принести злую хулу и клеветнические обвинения и ослабить доверие к их нравственным достоинствам».
64
Катон Старший (234 — 149 до н. э.) — римский консул в 195 г., писатель, поборник староримских нравов. Сохранился его трактат «О земледелии».
Горькие слова, но из правды, как из песни, слова не выкинешь. Но как же горько должно быть на душе у людей, коим досталась такая участь. Против них ополчились не только враги. Рвалась годами крепившаяся дружба, и друзья принимали сторону врагов. И повинен в этом бывал сам Шуйский. Гермоген недаром советовал ему: «Нельзя всем иметь одно правило и один подвиг, потому что одни сильны, другие немощны, одни как железо, другие как медь, иные, как вода в реке, переменчивы». Он внушал ему правила, требующие подвига душевного. Долгие беседы с патриархом Гермогеном укрепили в душе Василия веру и чаяние Духа Святого, с которым в душу каждого человека входит благодать. Но не вселится в душу грешную Святой Дух, пока не очистится человек от страстей душевных.
Подвергая себя строгому испытанию, постановил для себя Василий ежевечерний отчёт и рассуждение о всякой вещи, вызвавшей его властное решение. Молитвенно, со слезами освобождался он от тоски и страстей во время всенощного бдения, укреплял в своём сердце снисходительность к другим и строгость к себе. Помня о врагах многих, паче всего он опасался укоренения в себе гнева и жажды мести.
11
События развивались стремительно. Гермоген дал знать всем монастырям и приходам, что войско князя Михаила Скопина побеждает на пути к столице и спешит её освободить. Все взоры были направлены к Александровской слободе, где остановилось надёжное войско. Туда устремились толпами конные и пешие.