Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 2)
Шрифт:
А теперь я! – гордо воскликнул Макс.
Дядя Альфред, на фронте вы вспоминали нас? – спросила Эрика.
Очень часто,– ответил Альфред. – Эти воспоминания придавали мне силы для того, чтобы стойко переносить все лишения, связанные с войной. Они поддерживали во мне веру в лучшее будущее.
Мы тоже вспоминали вас. Мама говорила: «Дядя Альфред не оставит нас в беде. Только бы сам вернулся целым и невредимым». Ты помнишь, мама? – спросила девочка, заглядывая в мамины глаза.
Помню, доченька, помню,– погладила Магда дочку. – Мы каждый день молились богу за папу и дядю Альфреда. Бог услышал наши молитвы, и дядя Альфред вот сидит у нас.
А почему он не услышал наши молитвы о папе? – спросил Макс.
Не кощунствуй! –
Дядя, скажите, он сам много убил русских? – не унимался Макс,
Немало.
Когда я вырасту, убью их больше, чем папа,– пообещал сын эсэсовского генерала.
Макс! – погрозила мать. – Дети так не говорят. Лучше послушаем дядю Альфреда. Он расскажет нам о подвигах вашего папы. Скажите, правду ли говорят, что он расстрелял русских парламентеров?
Да, он не пощадил их,– коротко ответил Рунге.
А кто такие парламентеры? – спросила Эрика.
Это – представители командования русских. Красные окружили нашу дивизию в одном городе. Там было много мирных жителей. Чтобы они не пострадали, русские перед штурмом через своих парламентеров предложили нам сдаться или же выпустить из города всех мирных жителей, чтобы избежать напрасного кровопролития.
Гельмут не согласился? – спросила Магда.
Нет, не согласился, но опасался, что другие захотят принять ультиматум красных. Чтобы сделать невозможным переговоры, бригаденфюрер приказал расстрелять парламентеров на глазах у русских. В таких случаях противник не знает пощады. Действительно, русские приступили к штурму наших позиций.
– Но папа не испугался? – спросила Эрика, дрожа всем телом.
Рунге не ответил на ее вопрос, а продолжил свой рассказ дальше:
Русские ворвались в город и атаковали его центр, где находился наш командный пункт. Бригаденфюрер понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и сел писать свое последнее письмо.
К кому? К фюреру? – спросил Макс.
Нет, к маме. Закончив писать, он запечатал письмо и передал мне со словами: «Если тебе удастся с надежными людьми вырваться из этого пекла, лично доставишь его моей жене». Потом попрощался со мной и застрелился.
Вам не удалось сохранить это письмо? – нетерпеливо спросила Магда.
Вот оно!
С этими словами Рунге достал из нагрудного кармана запечатанный конверт и подал хозяйке. Та хорошо знала почерк мужа. Сомневаться было нельзя, это – рука Гельмута. Она перекрестилась, распечатала письмо и сначала прочитала про себя, а потом вслух. «Моя дорогая Магдалена! – писал Крамер. – Не знаю, дойдет мое письмо до тебя или нет, но оно будет последним. Хотя я не надеюсь на благополучный исход, но все равно решил изложить свою последнюю волю на бумаге. Помнишь, когда немецкие войска вошли в Австрию, я одним из первых присягнул на верность фюреру. Эту присягу я не нарушил. Теперь наступил решительный момент для испытания моей верности. Дивизия моя разгромлена в боях с превосходящими силами противника. Чтобы избежать плена, я решил покончить с собой. Все свое движимое и недвижимое имущество завещаю тебе и моим детям в равных долях. Распоряжайся им в интересах детей до их совершеннолетия. Замуж больше не выходи, посвяти себя детям. Об одном только жалею, не придется последний раз обнять тебя и моих крошек на прощанье. В остальном я спокоен. Ведь для эсэсовца нет выше чести, чем умереть за фюрера. Я же отдаю свою жизнь за любимого фюрера и за созданный им тысячелетний рейх. Это письмо вручит мой адъютант Рунге. Возможно, это будет после войны. Я ему приказал с горсткой храбрецов прорваться из вражеского кольца. Он не раз выходил живым и спасал других из самого безнадежного положения. Надеюсь, счастье ему не изменит и на этот раз. Попроси его, пусть он примет живейшее участие в воспитании моего сына. Макс должен быть офицером, чтобы сделать то, что я не успел. Прощай, дорогая Магдалена! Прощайте, Эрика и Макс! Хайль Гитлер! Твой
Магда заплакала. За ней зарыдали и дети. Рунге постарался успокоить их.
Не плачьте, Магда,– тихо сказал он, кладя руку« на ее плечо. – Слезами горю не поможешь. Как–нибудь переживете. Не вы первая и не вы последняя. Время уж; такое. Горе стучится почти в каждый дом. У вас дети. Их; будущее в ваших руках. Живите ради них.
Да, да,– согласилась женщина. – Я буду жить ради них. Но вы нас не оставляйте одних. Я знаю, что такое безотцовщина. Пожалуйста, побудьте с нами как можно дольше.
Я бы остался еще на несколько часов, но мне надо ехать в Зальцбург к родственникам,– сказал Рунге, вставая.
Куда вы торопитесь? – испугалась Магда.
Вы же знаете о моём горе. Мне даже негде остановиться в этом тихом городе,– начал оправдываться Рунге.
Да, мы это знаем. Но у нас места хватит. Поживи те с нами.
Благодарю вас за доброту, но что скажут ваши знакомые, друзья? Нет, это невозможно,– заколебался Альфред.
Не думайте об этом,– запротестовала Магда. – Кому до нас какое дело. Оставайтесь и живите как дома. Эрика, Макс, попросите дядю пожить у нас! – добавила она, подталкивая к нему детей.
Дядя Альфред, согласитесь с моей мамой,– попросила Эрика.
Оставайтесь у нас,– добавил Макс. – Будем вместе играть.
Альфред ласково потрепал мальчика по щеке.
Ну если вместе играть, то, пожалуй, я останусь,– засмеялся он. – Тогда мне надо пойти в комендатуру.
Не спешите. Там даже инвалидов подвергают пере–. освидетельствованию и, если они могут носить оружие, снова посылают на фронт. А вы выглядите совершенно здоровым, поэтому можете опять угодить в действующую армию,– предостерегла Магда.
Все равно придется зарегистрироваться в комендатуре,– возразил Рунге. – Время военное, законы строгие.
Ладно. Но сегодня не выходите из дома. Сначала я поговорю с сестрой. Она работает в гестапо. Шеф по уши влюблен в нее. "Они нам помогут,– обнадежила Магда.
Как зовут шефа, я его не знаю? – заинтересовался Рунге.
Зовут его Рудольфом Иммерманом. Он – младший брат миллионера Адольфа Иммермана. Мои отец и брат работают у них в лаборатории. Так что люди мы не беззащитные. Вы погуляйте с моими малышами, а я быстренько съезжу к сестре,– сказала Магда, торопливо вставая.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Как и. всякий порядочный человек, ничего хорошего от гестапо Рунге не мог ожидать. Он знал, что там наряду с обыкновенными палачами есть и опытные специалисты своего дела, которым пальца в рот не клади. Но на этот раз он особенно не беспокоился, ибо все необходимые документы у него были в порядке, изготовлены они безукоризненно и заверены подлинными подписями и печатями, в полном соответствии с его легендой, согласно которой он после ранения в голову больше месяца находился на лечении в немецком госпитале. Причем в заключении авторитетной комиссии медиков в составе одного профессора, двух докторов медицины и двух врачей–специалистов говорилось, что рана зажила, но из–за повреждения черепа и травмы головного мозга Рунге страдает тяжелой формой эпилепсии Джексона, вследствие чего был признан негодным для несения дальнейшей военной службы. Хотя все эти документы были изготовлены по заказу лиц, готовивших десантную операцию, но написаны они были на официальном бланке немецкого военного госпиталя, захваченного советскими войсками на Карпатах как раз перед высадкой десанта, и заверены печатью этого же госпиталя. Все подписавшие эти документы лица также находились в плену, что лишало возможности произвести надлежащую проверку. «Если же у кого–нибудь возникнет сомнение в состоянии моего здоровья, то я в любое время могу симулировать джексоновскую эпилепсию,– улыбнулся Альфред. – Для этого мне нужно незаметно проглотить только одну из таблеток, которыми меня снабдили товарищи в достаточном количестве».