Герои без Золотых Звезд. Прокляты и забыты
Шрифт:
НА ВСЮ ОСТАВШУЮСЯ ЖИЗНЬ
Иван Чернец прибыл в 7-й штурмовой авиаполк в ноябре 1942 г. С группой других молодых летчиков он был назначен в эскадрилью Василия Емельяненко. Эскадрилья изрядно поредела в последних боях, вылетая почти ежедневно на отражения наступления немецких войск в районе Орджоникидзе.
В первых числах января 1943 г. части Красной Армии выбили немцев из Армавира и наступали в направлении г. Кропоткин. Опасаясь потерять стратегически важное шоссе, открывавшее путь на Ростов, немецкое командование бросило на этот участок свежие подкрепления. Наступление наших войск приостановилось. Особенно трудное положение создалось на участке восточнее реки Синюхи.
В штаб авиадивизии поступило распоряжение штурмовать немецкие войска в этом районе. Едва на аэродром возвратилось звено Ивана Чернеца, ему объявили новое задание. Командир, взглянув вверх добавил:
— Фрицы небось в небо уже не посматривают. Погода-то какая. Используй этот факт.
Сильный северный ветер гнал тяжелые свинцовые тучи. Они застилали весь небосклон. Видимость едва достигала 500 метров.
— Выручим пехоту, — без лишних слов произнес Иван Чернец.
Два Ил-2 на бреющем через полчаса вышли в указанный район, и как раз вовремя: из перелеска выползали танки. За ними, прикрываясь броней, шла пехота.
Сделав три захода, штурмовики огнем PC и пушек подожгли несколько танков. При заходе на новую штурмовку летчики с удовлетворением увидели, как в беспорядке отходит противник.
При подходе к аэродрому, готовясь к посадке, Чернец выпустил шасси, но одна стойка колеса не стала на замок. Очередь зенитного пулемета все-таки задела воздухопровод.
Летчик мастерски сумел посадить самолет на одно колесо.
В одном из вылетов летчик «случайно» сбил истребитель противника: «И тут небо передо мной исчезает. Нет голубизны, нет солнца, нет горизонта, их закрыло что-то. На этом «что-то» явно вырисовываются кресты, они надвигаются на меня. Ме-109! Он уже так близко, что дух захватывает. Не среагировал на мой маневр скоростью, выскочил по инерции вперед. Катастрофа неизбежна, сейчас столкнемся. Невольно зажмуриваюсь в ожидании гибельного удара, только пальцы, натренированные до автоматизма, продолжают свою работу, жмут на гашетки. Самолет вибрирует от стрельбы пушек и пулеметов. Прихожу в себя, гляжу: на месте, где только что был фашистский истребитель, вздулось пятно дыма. Рву ручку управления, чтоб не врезаться в обломки, и — на помощь ведомому».
Иван Чернец 20 января 1943 г. был тяжело ранен. Почти в бессознательном состоянии он посадил свой подбитый «ил» в горах Черкессии. Был спасен местными жителями Евдокией Бочаровой и подростком Александром Чергиным, который ночью отвез его на лошади в госпиталь. Три месяца летчик пролежал в госпитале с перебитой ногой.
Чернец вернулся в полк в конце октября 1943 г. Полк готовился к поддержке десанта, который со дня на день должен был высадиться на Керченский полуЬстров. Вместе с другими, уже побывавшими в боях летчиками он составлял ядро полка.
Полк стоял в недавно освобожденной нашими войсками станице Старотитаровской. Правдами и неправдами Чернец добивается права снова подняться в воздух.
9 декабря 1943 г. в совершенно нелетную погоду в составе четверки наиболее опытных пилотов он поднимается в воздух на поддержку прорвавшихся с Эльтигена десантников. При обстреле зенитный снаряд пробивает бензобак:
«В кабине вихрь бензина, дышать невозможно. Фонтан бьет из-под ног. Двигатель раскален, струйка в моторный отсек и…
Срабатывает инстинкт самосохранения. Немедленно из кабины. А как же стрелок? На лицо маску с очками, голову за борт, там поток чистого воздуха. Куда садиться? На воду — раненый стрелок утонет, а земля — черкнет искра и…
И тут я — комсомолец, атеист — подымаю глаза к небу и шепчу: «Бог, если ты есть на самом деле, сделай так, чтоб мы не взорвались, не загорелись. Клянусь, буду верить в тебя, отныне и на века!»
Спасительное решение приходит внезапно. Где-то в этом районе песчаная коса. Летчик сажает самолет, еще на пробеге он загорается. Жуткая пронизывающая боль да оранжевые языки пламени за стеклами очков. Огненным клубком выметнулся и покатился под ноги десантникам. Они же вытаскивают истекшего кровью и такого же обгоревшего стрелка. Одежда сгорела, тело черное. Губы обгорели.
Вновь «воскресший из мертвых», как писал впоследствии В. Емельяненко, Чернец возвратился в родную часть. Когда полк был передислоцирован в Белоруссию, Иван Чернец уже стал признанным ведущим групп штурмовиков.
Был День авиации — 18 августа. Не иначе как по этому случаю штурман Юрков появился на аэродроме в выходной паре, хоть и предстояло лететь в район Визны — подавлять артиллерию.
Усаживаясь в самолет, сделал тогда технику замечание:
— Сегодня же кабину помыть!
Юрков летел во главе первого звена, за которым сзади пристроилась вторая четверка.
Погода в этот день была как для воздушного парада: безоблачно, видимость отличная. До цели летели в хорошем строю: «Кр-расота!»
Как же Юркову было сдержаться от выражения чувств, если цель уже видна, а в небе ни единого разрыва зениток, ни одного «мессера». Несколько наших истребителей сопровождения уже выскочили вперед для «расчистки воздуха». Там нечего было и расчищать, но так уж задумано — истребители действовали по заранее разработанному плану.
Юрков повел свою четверку в атаку. Штурмовики одновременно нацелились в землю. Из люков ведущего отделились «сотки», и тут же самолет разнесло в куски.
Иван Чернец принял командование группой.
Причина взрыва самолета Юркова оставалась загадкой.
Приезжало дивизионное начальство. На первых порах устроили разнос тем, кто «распускал слухи», будто самолет подорвался на своих бомбах. Больше всех досталось Ивану Чернецу, который хорошо видел происшедшую над целью катастрофу и первым высказал свое предположение.
Чернец весьма подробно, в отличие от В. Емельяненко, описал эту историю в рассказе «Рыбачка Сонька».
— Ваше личное мнение о ЧП утверждать среди коллектива части запрещаю, — приказал командир полка, выслушав его рапорт.
Утром следующего дня еще в двух полках при тех же обстоятельствах на другом участке взорвалось два экипажа. Техники, несмотря на приказ подвешивать стокилограммовые бомбы, берегут летчиков и снаряжают любые другие калибры.
При подлете к линии фронта на связь выходит комдив:
— Какие у вас бомбы?
— Те, на которых я не взорвусь.
— У них что, эпидемия сумасшествия? — слышит летчик приглушенный голос генерала.
На следующий день после обеда полк сидит на траве под открытым небом.