Герои и чудеса Средних веков

ле Гофф Жак

Сеньор граф, днем и ночью Бодрствовал я у вашего дома, А вы ничем меня не одарили, Чтоб возместить мне верную службу; Постыдитесь! Клянусь вам Девой Марией святой, Что больше за вами ходить не стану. Пуста дорожная сума моя, И кошель отощал совсем.

Особенно примечательна нравоучительная история, возвеличивающая образ жонглера, показывая, что он может и не демонстрировать свое мастерство, не обращать его на простую потребу толпе. Это рассказ о жонглере собора Парижской Богоматери, который, думая, что его никто не видит, показал свое действо перед статуей Богородицы с Младенцем, посвящая свой талант и умение Деве Марии и Иисусу. Все раскрылось и было названо образцом благочестия только потому, что за этими уединенными упражнениями его застали монах и монастырский аббат. «Жонглер Богоматери» на долгие столетия останется знаменитым произведением, придав новый импульс процессу обретения

образом жонглера героического характера. Завершение этого процесса – опера Жюля Массне, написанная в 1902 году под влиянием нового интереса к музыке и чувствам людей Средних веков, выразившегося в возрождении григорианского пения и вдохновленного Schola Cantorum.

А образ жонглера между тем претерпел глубочайшие изменения. Феномен, о котором мы хотим здесь сказать, – это появление в мире общественных увеселений принципиального новшества: речь идет о рождении во второй половине XVI века цирка. Отныне жонглер – это всего лишь одна из специальностей циркового артиста. Тут он выступает с играми и забавами, демонстрируя ловкость с опасностью для жизни. Акробат превращается в воздушного гимнаста, и это уже не жонглер, а жонглер-рассказчик становится забавником совершенно нового типа, обреченным на всем хорошо известную судьбу в современном обществе: клоуном. Это слово возникло в английском языке во второй половине XVI века и очень быстро вошло и во французский под разными формами: cloyne, cloine (1563), clowne (1567), cloune (1570). В Англии XVI века клоун – это грубый мужлан, над которым смеются, когда сам он этого вовсе не хочет, шут, чья роль в шекспировском театре – еще один результат и высшая точка средневековой культуры и мировосприятия. Но клоун – еще и наследник образа средневекового героя, как души, разрывающейся между весельем и плачем.

Весьма потеряв в ловкости рук, жонглер взамен нашел другие традиции, обогатившие его ремесло и репертуар, в том числе пришедшие очень издалека – из Китая, из Соединенных Штатов, где цирк в XIX веке имел сногсшибательный успех. Частое употребление этого слова в смысле метафорическом, когда хотят полувосхищенно, полуосуждающе отозваться о коррумпированности современных «жонглеров», имея в виду политиканов или финансовых воротил, к подлинному значению слова «жонглер» отношения не имеет никакого. Жонглер – это пример маргинального героя, сущность которого в новейшем и современном имагинарном все больше дробится и распадается.

Единорог

Вместе с единорогом в эту книгу входит мир животных, занимающий очень важное место как в средневековом, так и в нашем сегодняшнем европейском имагинарном.

Единорог – это прекрасный пример того, как среди героев Средних веков, рядом с историческими персонажами и реальными существами, живут и существа фантастические. Судьба пришедшего из древности единорога, с одной стороны, показывает, с каких ранних времен и до какой степени мужчины и женщины Средних веков перестали чувствовать границу между реальным и фантастическим, а с другой – говорит об их пристрастии к персонажам удивительным, несущим значение символа.

Единорог пришел в Средневековье из Античности. Отцы Церкви, христианские авторы раннего Средневековья, прочли о нем в произведении, остающемся свидетельством очень большого присутствия животного мира в средневековой культуре. Речь о Phisiologus – «Физиологе», трактате, который был составлен по-гречески в Александрии между II и IV веком, по всей вероятности, в среде гностиков, насквозь пропитанной религиозной символикой, и почти сразу был переведен на латинский язык. Причины распространенности и известности единорога кроются в его качествах эстетического порядка, а также в его интимных отношениях с Христом и Пречистой Девой в лоне средневековых религиозных верований. Единорог трижды упоминается Плинием в его «Естественной истории» (8,31,76), а также разносторонним писателем III столетия Солином, представившим на суд средневековых читателей самый внушительный список чудес в своем труде Collectanea verum memorabilium, но отрывок с определением мы приводим все-таки из «Физиолога»:

«Единорог мал и очень дик. На голове у него рог. Ни один охотник не может поймать его, если только не пустится на хитрость. Но стоит ему лишь увидеть девственницу, так он к ней и льнет. Лишь взглянет она на единорога – как единорог прыгает ей в лоно. И тогда оказывается там в плену и может быть препровожден в королевский дворец».

Проникновение единорога в псевдонаучное знание и систему средневековых символов очень укрепилось благодаря многочисленным известным текстам. Таким, как Moralia in Job Григория Великого (31,15), «Этимологиям» Исидора Севильского (12,2, 12–13), «Комментариям к псалмам» Беды Достопочтенного (комментарий к псалму 77), энциклопедии De verum naturis («О природе вещей») Рабана Мавра (VIII, 1). Об успешном распространении образа единорога говорит и его присутствие в очень популярных поэмах цикла Carmina Burana. Но более всего заметен единорог как серьезный персонаж в «Бестиариях», сборниках полунаучных, полуфантастических и всегда морализаторских текстов, где и реальные, и фантастические животные объединены внутри одних и тех же верований и кажутся одинаково привлекательными.

Главные черты единорога описаны в тексте из «Физиолога». Единорог – зверь свирепый и рогом своим убивает любого охотника, который дерзнет к нему приблизиться; однако если вдруг встретится с девственницей, то зверь вспрыгивает ей на грудь, и девица грудью кормит его, чтобы после того пленить. Невинность девушки – непременное условие для того, чтобы охота была удачной.

Сущность единорога, как и всех выходцев из Античности, в Средние века переживает процесс христианизации. Единорог – это образ Спасителя; он становится рогом избавления и обретает обиталище в лоне Девы Марии. Он служит иллюстрацией к фразе из Евангелия от Иоанна (1,14): «И Слово стало плотию и обитало с нами». Образ единорога отсылает преимущественно к образу Девы Марии; охота на единорога в аллегорическом смысле изображает таинство Воплощения, в котором сам он представляет Христа духовного единорогого (Christus spiritualis unicornis), а его рог становится крестом Христовым. Таким образом, из-за своего отождествления как с Девой Марией, так и с Иисусом Христом единорог находится в самом центре христианской символики, и такое двойное отождествление дало повод некоторым историкам очень упорно настаивать на том, что средневековый единорог обладает и двойной символикой, обозначающей андрогинную природу христианства. Так, именно единорог мог привнести в европейское имагинарное образ бисексуальной природы человека.

Поэма «О единороге», выдержка из «Божественного бестиария», самого объемного из всех бестиариев, написанных по-французски, сочинена около 1210–1211 годов Гийомом Клириком из Нормандии и представляет собой хороший пример такого верования.

Мы вам расскажем о единороге, Это животное, у которого только один рог, Прямо из середины лба он растет. И такой это смелый зверь, Так натура его злобна, Что нападает он и на слона, Самое ужасное животное Из всех, что живут в мире. Копыто у него столь острое и твердое, Что с легкостью заносит он его на слона, И коготь на нем такой отточенный, Что любое, что бы там ни было, Пронзит и перерубит. Слону нечем защититься от него, Если нападет он на слона. Ибо когтем своим, острым как лезвие, Наносит он ему удар прямо под дых, И вспарывает живот слону. Такой силы этот зверь, Что никакой охотник не страшен ему. Те же, кто хочет его изловить, Применив хитроумие, а потом и связать, Когда выходит он погулять по горам и долам, Должны отыскать его логово, Пойдя точнехонько по следам его, А потом привести туда девицу, в коей уверены, что невинна она; и надобно им усадить ее, и пусть ждет, прямо в берлоге зверя, чтобы там его и пленить. Как вернется в логово единорог, Как увидит он девицу, Так и пойдет прямо к ней И на лоне ее уснет; Тут – откуда ни возьмись – и охотники, Следившие за ним; Вот схватили его и связывают, А потом ведут к королю, Влекут силою и неудержимо Это животное диковинное, У коего один только рог на голове, Это Спаситель наш, Иисус Христос. Он и есть единорог небесный, Что живет в лоне Святой Девы; И столь достоин почитания; В ней обрел он вид человеческий И появился в мире нашем пред людьми; И народ его не узнал его. И даже наоборот, евреи выследили его И схватили и связали; И привели его к Пилату, А там уже и к смерти приговорили.

Конец поэмы показывает, как в Средневековье фантастический элемент использовался для оправдания и разжигания страстей, достойных самого серьезного осуждения. В данном случае единорог притянут ради пропаганды антииудаизма, дальнего предтечи антисемитизма.

Но в то же время тема единорога в Средние века имеет тенденцию и к облегченной слащавости, главным образом это касается его появления в чудесных кущах любви. Например, граф Тибальт IV Шампанский (1201–1253), знаменитый трубадур, изображает самого себя в своих стихотворениях как лишенного изъянов влюбленного героя большой куртуазной поэмы. В одном из самых известных стихотворений он отождествляет себя с единорогом:

Похож я на единорога, Кому так любо созерцать, Как хороша девица-недотрога, И так сладка единорогу эта мука, Что, обессилев, ей кидается на грудь; И тут не надобно уже ни стрел, ни лука — Предательством одним повержен будь! И я как тот единорог; На Даму глядя, весь я изнемог; Она ж меня предательски сразила И сердце бедное навеки мне разбила.

Одна из самых интересных попыток найти единорогу место среди реально существующих животных была предпринята знаменитым богословом Альбертом Великим в трактате De animalibus – самом заметном средневековом этюде о животных. Он однорогую рыбу, которая, возможно, не что иное как нарвал, и носорога, живущего в пустынях и в горах. Но от мифа никуда не уйти даже Альберту Великому. По его словам, носорог «обожает юных девственниц и при виде их к ним приближается и рядом с ними засыпает». Как видим, единорог весьма успешно обольстил и богослова.