Герои Малахова кургана

Буссенар Луи Анри

– Вперед! Вперед!

Возбужденные сопротивлением, зуавы бегут ко второй траншее. Целая человеческая стена из серых шинелей! Шесть тысяч человек русских стоят тройной линией перед ними. Зуавы бросаются на врагов и, в свою очередь, падают, падают…

Подходит третий полк зуавов, алжирские стрелки, пятидесятый линейный полк. К неприятелю также прибыло подкрепление. Линейцы бьются как львы. Во главе полка полковник Брансион со знаменем в руке.

– Ко мне, храбрецы пятидесятого полка!

Линейцы бросаются за любимым командиром, отбрасывают русских, убивают артиллеристов и занимают главный пункт редута.

– Да здравствует Франция! Победа! – кричит полковник, стоя на габионе и держа знамя. Русская пуля убивает его наповал. Он падает, и знамя покрывает его, как погребальный покров.

Победа полная, но дорого купленная. Позиция занята великолепным армейский корпусом генерала Боске. Но не все еще кончено. Снова звучит труба. Трубач обещал полковнику трубить на приступ – и трубит, надрывая себе легкие.

Соленый Клюв – лучший трубач армии. Его слышно повсюду, даже в Севастополе и на союзном флоте. Он считается трубачом адского патруля. Заслышав трубу, солдаты говорят:

– Трубят атаку, надо идти!

Понтис, огромный геркулес, спрашивает Сорви-голову:

– Куда же идти? Что брать?

Сорви-голова смотрит вперед, на силуэт Малахова кургана. Это – крепость с тремястами пушками, защищаемая шестью тысячами человек. У Сорви-головы около шестидесяти человек.

Со своими головорезами он может попытаться выполнить невозможное.

Указывая на Малахов курган, Сорви-голова говорит:

– Идем туда!

– Ладно, – отвечает Понтис. – Если бы отдохнуть полминутки? Выпить?

– Хорошо. Выпейте для храбрости!

Котелки открываются. Соленый Клюв в один миг опустошает свой котелок.

– Готово? – говорит он с комической важностью. – Полковник велел трубить только на приступ! – Он подносит трубу к губам и трубит.

– Вперед! На Малахов!

Адский патруль уносится вперед, и каждый из солдат полка находит их поступок сумасшедшим.

Возбужденные битвой, к ним присоединяются Венсенские стрелки, охотники, линейны и, конечно, значительная часть зуавов. Позади Сорви-головы бегут около семисот человек, идут офицеры, увлеченные этим энтузиазмом. Беспорядочными толпами бегут солдаты к Малахову кургану, усталые, запыхавшиеся. Уже светло. Русские не верят своим глазам, торопятся открыть огонь по этой грозной приближающейся толпе. Батареи гремят, с укреплений летит град снарядов.

Боске видит опасность и велит трубить отступление.

– Макака! Кебир запретил это! Только на приступ! – ворчит Соленый Клюв.

Не обращая внимания на ядра, гранаты, пули, первые ряды колонны уже во рвах бастиона. Повсюду препятствия – волчьи ямы, острые камни. Смелые солдаты идут вперед и убивают русских канониров на их орудиях. Впереди всех неуязвимый Сорви-голова, за ним Понтис, Бокамп, Робер, Дюлонг, Буффарик.

Сорви-голова указывает на широкую амбразуру, откуда выглядывает огромное жерло орудия.

– Ну, заставим замолчать это чучело! – кричит он. – Я займусь этим! Ну, живо! Человеческую пирамиду!

– Ладно! – отвечает Понтис, сгибается и подставляет свои могучие плечи.

Русские обрушивают на них целый ливень камней, досок, свинца, гранат. Соленый Клюв трубит. Вдруг у него вырывается яростный крик. Два зуба выбиты и труба изломана.

– Гром и молния! – ворчит он. – Я повиновался кебиру до конца… теперь ничего не поделаешь!

Вторая граната падает к его ногам. Трубач отбрасывав ее, поднимает голову и слышит оскорбления, проклятия, произносимые звучным металлическим голосом. В облаках дыма он замечает темный силуэт женщины.

– Дама в черном! – ворчит он. – Бешеная баба бросает нам гранаты. Ладно, я тебя угощу!

Он берет карабин, прицеливается… стреляет. Слышится гневный крик. Тяжело раненная дама в черном, стоявшая на краю рва, падает вниз, испустив дикий крик.

Все это продолжалось несколько секунд. В это время Бокамп влез на плечи Понтиса. Сорви-голова, с карабином на перевязи, карабкается по обоим, уже достигает амбразуры.

Бум! Граната падает к ногам Понтиса, и он не успевает отбросить ее.

– Тысяча дьяволов! – вскрикивает он. Нога раздроблена! Солдат тяжело падает на землю с окровавленной ногой, с лицом, опаленным порохом.

Бокамп, стоявший на нем, также падает, но Сорви-голова, вместо того чтобы упасть, поднимается вверх, влекомый неведомой силой, болтая руками и ногами, как бы желая защищаться и протестовать. Что же случилось? В тот момент, когда Понтис падает, а Сорви-голова касается рукой амбразуры, около пушки показывается русский, огромного роста, с длинным железным крюком в руке, который он держит за деревянную рукоятку. Он опускает крюк и цепляет им за складки шальвар и за пояс зуава.

Сорви-голова чувствует, что его поднимают вверх, барахтается некоторое время между небом и землей. Потом чьи-то могучие руки втаскивают его в амбразуру. Он отбивается как лев и кричит:

– Ко мне, адский патруль! Ко мне! Зуавы! Ко мне!

Проклиная и ругаясь, он раздает здоровые удары кулаками, дерется за десятерых. Его валят, связывают ноги. Он продолжает рычать, кусаться, драться.

Тогда человек, поднявший его на крючке, прикладывает пистолет к виску Сорви-головы и спокойно говорит по-французски:

– Вы – мой пленник! Сдавайтесь, или я убью вас. Мне будет очень жаль, если придется сделать это, потому что вы – один из удивительнейших храбрецов!

– Сдаться? Это ужасно! Я опозорен. Лучше убейте меня! – бормочет Сорви-голова и хочет сорвать с груди свой крест.