Герои нашего племени. Трилогия
Шрифт:
Бабло побеждает разум. Вот и этих премиями победили. И убили.
А мы живем на Севере и летаем самолетами. Боимся, пищим, но летаем. Не верим никому, но обреченно лезем в фюзеляж с запахами стирального порошка. Верим только в поставарийных психологов и в Шойгу. Это спасет, разложит обрубки наших тел по полочкам, выпрямит вмятины на черном ящике с последними матами второго пилота, потому что КВС уже умер от разрыва сердца.
Нам, норильчанам, еще повезло - у нас есть крылья. У жителей маленьких таймырских поселков их уже нет. «Аннушки» давно поставили на прикол, а те, что еще теплятся, идеологии баблокоса никак не соответствуют. Им, крылатым машинам, видите ли, нужна бетонная ВПП и не одна. Для
Но ведь на самолетах уже не полетаешь нахаляву по путоранских оазисам, присаживаясь у заповедных озер и наколачивая осеннего гольца буквально мешками. Тут именно вертолет удобен - и всегда нужен, для нужных людей. Что делать поселкам, которым полёт на вертолете не по карману, не интересует никого. А у самолета полетный час совсем в другую цену. Не в пример вертушкам, «летающим двигателям» Экономии на геликоптере - ноль. Зато чуть поднял стоимость топлива, - все без штанов, а ты богат!
Спросите любого жителя Снежногорска, Хатанги или Игарки - каждый третий житель был в лётном происшествии с участием чертового геликоптера. Каждый второй скорбно ждет своего лётного происшествия, понимая, что недолго осталось ждать… Ничего другого им и не остается. Частная авиация так и не развилась, «благодаря» военному лобби - известно ведь, что российское небо до сих пор принадлежит воякам. Вертолет задушил все альтернативы. Не порхают между поселками небольшие и надежные, экономичные и неприхотливые «честны», «де хэвиленды» и «бич-бонанзы», только и способные создать нормальное конкурентное поле на местных авиалиниях, и, следовательно, - комфорт, оперативность, надежность и безопасность. Но лишь редкие энтузиасты-частники пытаются воевать с Государством. На Севере до сих пор уверенно «порхают» лишь чудовищно дорогие туристически-коммерческие, блатные, и прочие начальственные рейсы.
Вот и у нас в Норильске тоже неустанно внедряют вместо крылатой малой техники, вместо бездарно убитой Полярной Авиации винтокрылы-убийцы. Да, да, именно так. Ибо вертолет если уж падает, то как булыжник, оставляя дуракам сказки про авторотацию, а журавлям, пардон, «аннушкам» в небе, - саму принципиальную надежность несущего крыла. Это когда-то на аэропорте Валёк хотели строить ВПП для приема ЯК-40. Прошли те времена, и теперь все подряд стало невыгодным. Ремонт, затраты… То ли дело, - хлоп вертолетным пузом на ягодную полянку, и все дела. А безопасность, надежность, стоимость полета - все это для вождей лишь барабанные палочки и фонарик на фиолетовом поле. У каждого из них всегда на запасном пути стоит специально обихоженный Белый вертолет.
Как будто норильчанам мало.
У нас итак все еще имеется самый знаменитый в стране «горб» на ВПП, алыкельский, приснопамятный. Про него молчат, как правило, журналисты, рассказывая-показывая телезрителю, как хлопцы в красочных комбедах бодро возюкают какой-то там бетон-мастику по нашей взлетной полосе. Дорогой самообман. Ну, это как крем (тот, что в рекламе про «точность лазера») на лице горбатой старухи, уже потерявшей самоходные свойства.
А летчики порой чуть не седеют в тот самый момент, дорогие мои норильчане, когда вы уже наивно решили, что всей семьей прилетели на заполярную родину и скоро можно будет тянуться к пряжке ремня… Хрен там. Самые жуткие секунды еще впереди.
Интересно, у нас в городе что, поставарийные психологи всегда должны быть наготове?
Есть авиапром в стадии перманентного падения и штопаный (прости господи, чуть не вырвалось) вертолет от него для жителей Северов.
И дело тут не в страхе перед полетом, к этому все давно уже притерпелись, автору вообще повезло, он не страдает аэрофобией. Дело в понимании сути авиационной надежности. Раз уж суждено нам «только самолетом», то применяйте максимально безопасную технику. Надежную принципиально, уже самим конструктивным, техническим решением.
Будто мало нам Анапских рейсов и украинских диспетчеров с украинской же ПВО. Неужели же надо еще и на местных линиях, всегда сложных, высокоширотных, применять принципиально не приспособленную для удобных и безопасных пассажирских перевозок технику? Неужели северяне своим страхом и стойкостью еще не заслужили в умах вождей надежности и понимания у них методологии этой самой летной надежности? Ведь и сами бьются… не взлететь им выше людей. Даже на Белом Вертолете.
Если вы сами не знаете, то рядом с вами всегда есть люди, которые знали погибших. Тесен наш норильский мир.
Весь кошмар регулярно происходящего так и не даст нам дышать.
Вечная им всем память.
Катастрофа
Квест проснулся стремительно, рывком, чуть не захлебываясь адреналином, организм выплеснул «аварийную химию» еще до того момента, как очнувшееся сознание человека сумело начать оценивать происходящее.
Опять тряхнуло, да как!
Ни одна мысль еще не успела родиться в ошарашенной голове!, а сердце уже стучит, как бешеное в ожидании самого страшного. Так всегда бывает, рефлексы срабатывают раньше разума.
Двигатели натужно свистели на высокой ноте, самолет крепко болтало, но совсем не так, как это с вами бывает на экспериментах с парковыми качелями… Совсем не так!
— Это паршиво, - тихо прошептал Дмитрий сам себе.
Фюзеляж кидало из стороны в сторону короткими мощными рывками, так, будто двигатели мирной машины были оснащены соплами управляемого вектора тяги, как на истребителях пятого поколения. Трясущимися руками Квест на удивление быстро нашарил привязные ремни и с трудом соединил их на груди до призрачно-успокоительного щелчка. Тут же переменил решение и передвинул замок на живот: «От удара сердце может остановиться» - такая мысль молнией промелькнула и тут же уступила место следующей, более важной: «Что там у них случилось, вашу мать!»
«У них»… «Да это у н а с случилось!»
Он уже заметил ощутимый крен на нос, самолет шел с отрицательным тангажом. «Падаем, ну, какое же гадство, - моментально понял мужчина, - падаем в тундру; случилось что-то непоправимое и мы, наверное, сейчас умрем».
От тряски и рывков все снаряжение экспедиции сгрудилось в кучу, практически закрыв ему обзор передней части салона. Но он все-таки увидел сквозь мельтешение и вибрацию в глазах бортпроводницу, согнувшуюся в дверном проеме, словно от боли; она что-то истошно кричала мужчине, стоящему на коленях в проходе. Микрофона у нее не было и слова было разобрать невозможно. Заметив выпрямившегося в кресле Квеста, стюардесса и ему что-то крикнула, но тут же упала на пол; большее ее Димка не видел.
Только сейчас он посмотрел на соседку.
Та сидела в кресле белая, словно меловая статуя под люминесцентной лампой, беззвучно шевелила серыми губами, судорожно прижимая к себе дрожащего ребенка. Девочка тихо выла, а потом закричала, ей было больно и страшно. Но мать, похоже, ничего, кроме воя двигателей, не слышала и хватку не ослабляла.
— Положи ребенка на пол!
– крикнул он.
Наташа посмотрела на него безумными глазами, остекленевшими от безусловного страха за маленькую жизнь, и отрицательно качала головой.