Герои пустынных горизонтов
Шрифт:
— Раз вы выиграли бой, генерал, зачем же вы здесь и ведете его снова?
Генерал повернул голову к закутанной фигуре, вокруг которой все больше и больше сгущалось безмолвие ночи. — Это уже другой бой, Гордон, и восстание тоже другое. Думаю, что это новое восстание вам так же не по душе, как и мне. Должно быть, друзьям Хамида, бахразским революционерам, удалось обойти его, иначе он едва ли ввязался бы в их бессмысленную игру с нефтепромыслами.
На мгновение Гордон оживился. — Не такая уж это бессмысленная игра, как вам кажется, — ядовито заметил он. — Вероятно, цели и убеждения городских рабочих так же чужды Хамиду, как и мне, но нефтепромыслы — та цена, которой он готов заплатить за их помощь. Вы отлично знаете, что восстание племен было бы немыслимо, если бы городские фанатики не подорвали гнилую монархию, которая вашими стараниями двадцать лет разъедала Бахраз. Теперь с этим покончено…
Генерал кивнул головой. — Знаю.
— …и восстание племен благополучно завершится! Так что на вашем месте, генерал, я бы спешно ретировался с нефтепромыслов и предоставил Азми с его болванами легионерами ожидать там кровавой развязки.
— Но я хочу предотвратить эту кровавую развязку! — Легкий порыв ветра вдруг налетел на них из пустыни; генерал встал, ловя ртом этот ветер, чтобы наполнить его беспокойной силой слова, которые должны были прозвучать. — Если понадобится, мы дадим вам захватить промыслы.
Гордон задвигался, уклоняясь от дыма, который ветер сносил в его сторону.
— «Вам» — это, разумеется, значит кочевникам, — поспешно добавил генерал, — а не вашим бахразским союзникам, засевшим в горах.
Гордон вздохнул. — Тогда ступайте к Хамиду, генерал. Со мной вам нечего об этом говорить.
— Нет! Я хочу говорить именно с вами!
Гордон встал. — В любом другом месте пустыни ночной ветер чист и приятен, — заметил он. — А здесь он едкий и тошнотворный, потому что весь пропитан запахом кислот, газов, нефти. Я ненавижу эти нефтепромыслы, генерал. Сказать не могу, как они давят на мою душу. Прежде всего самим фактом своего существования, тем, что в них, в машинах, которые там находятся, заключена сила, лежащая вне нас. В Дептфорде, в Дагенэме я еще могу примириться с этим, но здесь, на краю девственной пустыни, это оскорбительно и невыносимо. Хуже того: в этих нефтепромыслах гибель любых надежд на вольную-жизнь Аравии. Они вдруг оказались сильнее всех заветных устремлений кочевников и всех бахразских революций, потому что право араба на жизнь теперь неразрывно связано с существованием этих промыслов и с борьбой за овладение ими. Тот, кто решает судьбу этого проклятого места, тем самым решает судьбу Аравии независимо от идей или сознательных целей любого из нас.
Генерал выждал немного, но Гордон умолк.
— Теперь вы понимаете, почему я пришел к вам, — сказал генерал. — Именно к вам, а не к кому-либо из арабов, даже не к Хамиду. Лучший способ уладить дело, Гордон, это нам с вами мирно договориться обо всем. — Генерал снова выждал, но Гордон не проявил никакого интереса к услышанному, и тогда генерал стал развивать свою мысль, поясняя, что он договорится с Азми и легионерами, так что Гордон, действуя от имени кочевников, сможет легко и быстро занять нефтепромыслы. А тогда уже все урегулируется переговорами, которые будут вестись с племенами и только с племенами. Гордон может выступить как представитель племен, а сам генерал Мартин — как представитель английского правительства, или промышленной компании, или иной организации владельцев.
— Владельцев? А кто же будут эти владельцы? — запальчиво спросил Гордон.
— Кочевникам ни к чему разработки и очистительные сооружения, — ответил генерал. — Это все должно остаться в наших руках. Но мы, конечно, заключим новое соглашение непосредственно с Хамидом и племенами.
— А ваших верных бахразцев вы, значит, решили оставить с носом?
— Бахраз — особая проблема, Гордон. Нам незачем входить в ее обсуждение. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что занять промыслы мы позволим вам и кочевым племенам, но не вашим союзникам — бахразским революционерам. Эти промыслы не для фанатиков города и крестьянства.
— А тут уж, пожалуй, не вам решать. — Кривая усмешка Гордона не скрывала его собственного поражения в этом вопросе. — Хамиду промыслы не нужны, но они нужны его союзникам-революционерам. Я ведь уже сказал вам, что это и привело нас сюда.
— Так знайте же: мы скорей взорвем на воздух и промыслы, и нефтеочистительный завод, чем допустим, чтобы все это попало в руки бахразских революционеров.
— Ступайте к Хамиду, генерал!
— Нет. В этом-деле я могу доверять только вам. Вам или никому.
Гордон сплюнул в знак возмущения, как настоящий араб. — По-вашему, меня легче подкупить, чем Хамида?
— Вас трудней обмануть, — ответил генерал. — И я вас знаю, Гордон. Я никогда не сомневался, что в решительную минуту вы окажетесь в такой же мере англичанином, в какой теперь прикидываетесь арабом.
— Я слишком устал, чтобы вести этот спор, генерал. И не стоит вам затевать его. Повторяю — ступайте к Хамиду. От меня здесь ничего не зависит. Я сделаю так, как прикажет Хамид, потому что служу ему без всяких хитростей и оговорок. Я лишь хочу, чтобы восстание скорей завершилось — так или иначе.
— Так давайте же, не откладывая, обеспечим ему разумное завершение, Гордон. Хамид будет только благодарен вам.
— А его союзники?
— С его союзниками мы справимся.
— Как? При помощи бомбардировщиков? Или парашютно-десантных войск из Ирака? Поздно! Больше половины страны в руках революционеров города и деревни, а скоро они возьмут и остальное. Для полного успеха им осталось только захватить нефтепромыслы.
— Правильно. Но этого пока не случилось. И у нас еще есть время на то, чтобы обуздать городских фанатиков.
— Берегитесь, генерал! Бахразские революционеры упорны и непоколебимы — не чета вашим местным приспешникам.
— Я не стану оспаривать вашу философию личности, Гордон, потому что она во многих чертах совпадает с моей. Но в военных делах и философия и личность теряют свое значение, особенно при столкновениях такого порядка. Здесь решает техника, не зависящая от достоинств человека и его идей. У нас техники достаточно — и оружия и взрывчатых веществ. А у ваших бахразских революционеров ее нет. Этим все определено.
— Надо полагать, и для племен тоже?
— Для племен тем более, если нам придется прибегнуть к реальной силе. Но по отношению к племенам мы не хотим действовать подобными методами. Еще раз повторяю, Гордон: мы готовы признать восстание, возглавляемое Хамидом, во всяком случае готовы рассматривать его как самостоятельное явление.
— Тогда ступайте к Хамиду.
— Только после того, как вы дадите согласие вести со мной переговоры.
Гордон покачал головой. — Самостоятельное явление — Хамид, но не я.