Герои вчерашних дней
Шрифт:
Так случилось и в этот раз. Речь идет о возможной войне между двумя огромными государствами, а решение принимают трое нижних дворянских чинов с далекой окраины, которые в Москве по большому счету никто, и звать их никак.
Что порешили наши герои - догадаться немудрено каждому, кто хоть немного знаком с психологией русских. Коль уж напортачил всерьез, в ход идет известное: «Товарищ генерал, разрешите вернуться и кровью искупить свою вину. Зубами гадам глотки рвать буду, но позор смою!». Вот только не было под рукой товарища генерала, на сотни долгих верст вокруг не было ни одного начального государева человека, кроме их троих. И не было, по большому счету, у двух детей боярских иной дороги, кроме как обратно на восток - дабы не потерять Даурской
Тянуть не стали и выступили буквально через пару недель, 1 августа. Первым к Албазину ушел Бейтон, во главе отряда из 198 казаков. Толбузин остался в Нерчинске дожидаться оставленного Бейтоном на Ангаре военного снаряжения, которое вскоре должны были подвести. Военный отряд, не связанный женками, детьми и всяким скарбом, добрался до спаленного Албазина намного быстрее - уже 10 августа были на месте. И здесь наконец хоть в чем-то повезло - новопоселенцы обнаружили, что китайцы, уходя, не тронули посеянного албазинцами хлеба, а это почти тысяча десятин. Пришлось казакам срочно переквалифицироваться в крестьян и спасать урожай, запасая продовольствие. И появление в конце августа Толбузина с оставшимися людьми (316 человек) оказалось как нельзя кстати.
Но, как не важны были запасы провизии, главное дело было другим. Крепость. Крепость надо было восстанавливать как можно скорее, потому что никто из вернувшихся не питал иллюзий относительно поведения маньчжур - их возвращение под стены Албазина было только вопросом времени.
Очень похоже, кстати, что, на счастье албазинцев, Бейтон понимал и в фортификационном деле - слишком уж не похожа получилась новая крепость на старую, тут явно работал человек, не чуждый военной технической мысли. Сожженный Албазин был традиционной для Сибири «фортецией» - деревянной четырехугольной крепостью с тремя башнями, обнесенной широким рвом, укрепленной палисадом и «чесноком» - несколькими рядами заостренных колов, присыпанных землей. А новая твердыня больше напоминала западноевропейские цитадели, при строительстве которых ориентировались на укрепления бастионного типа. Это подтверждают данные археологических раскопок, да и на рисунке Албазина в книге Витсена «Северная и Восточная Татария» ясно видны бастионные укрепления по четырем сторонам крепости. Кстати, известный писатель С.В. Максимов, побывавший на Амуре еще в середине XIX века, прямо приписывал строительство нового Албазина Бейтону.
Так или иначе, но новая крепость возводилась много лучше прежней. Не забыли и урока с поджогом стен - теперь они ставились в виде срубов, заполненных землей, обложенных дерном и обмазанных снаружи глиной. Такая стена не в пример лучше сопротивляется пушечным ядрам и практически неуязвима для таранов и «огневого нападения».
Работали казачки на износ, жилы рвали, понимая, что не на дядю трудятся, а себе жизнь спасают. Подгонять никого не приходилось, в итоге управились меньше чем за год, и уже летом 1686 года на амурском берегу стояла новая твердыня.
На удивление, за год Бейтон и Толбузин сильно сдружились, хоть и был один природным русаком древнего рода, а другой - «немчурой выкрещенной». Хотя видится, судя по всему, им доводилось нечасто. Толбузин, похоже, распоряжался в крепости, а Бейтону пришлось вспомнить свою основную профессию военного. Скрыть возвращение русских было невозможно, поэтому вскоре вокруг крепости начали активно шустрить маньчжурские летучие отряды. За ними-то и гонялся Бейтон во главе кавалерийского отряда: «хотели богдойцы воинские люди ко Албазину подъезжать, а я... с ратными людьми поиски над ними чинил и бои с ними были непрестанно».[5] В ноябре 1685 г. он догнал маньчжурский отряд у Монастырской заимки, а в марте 1686 г. - на р. Кумаре.
Но и Афанасий Иванович, и Алексей Ларионович прекрасно понимали, что все это - не более чем разведка, прощупывание противника. И оба они знали, что впереди главный бой, который решит все, и оба ждали этого боя.
Долго ждать не пришлось. О том, что русские вернулись на Амур, Канси доложили еще феврале 1686 года. Император
Кто может оспорить волю императора? Маньчжурское войско выступило к Албазину двумя группами - трехтысячная конница шла сушей, а 4500 пеших солдат и артиллерию в сорок голландских пушек отправили, как и прошлый раз, на судах по реке.
Как мы видим, на сей раз китайцев было вдвое меньше - семь с половиной тысяч человек. Дело не только в том, что сыны Поднебесной наконец уяснили истинную численность русских на Амуре. Были тому и другие причины.
Так случилось, что возвращение русских на Амур совпало с резким обострением отношений между Китаем и молодым и агрессивным Джунгарским ханством - вот-вот должна была начаться война. А накануне серьезной войны лишних солдат не бывает. Кроме того, если первая осада Албазина была тщательно спланированной акцией, то «второе пришествие» китайских войск было, по сути, импровизацией. Войско собирали в пожарном порядке, и набиралось оно, если честно, с бору по сосенке.
Вот что пишет о составе цинской армии известный китаевед Г. В. Мелихов:
«Помимо подразделений маньчжурских «восьмизнаменных» войск и отряда китайских феодалов-изменников, с самого начала завоевания Цинами Китая перекинувшихся на сторону маньчжуров, под командованием Линь Синчжу оно включало также солдат и офицеров «мятежников» - разбитых маньчжурами в Юго-Западном Китае китайских войск «трех вассальных князей», китайских военнопленных, захваченных Цинами в Фуцзяни и на Тайване, с бесчеловечной жестокостью переброшенных маньчжурами из привычных субтропиков в тайгу Приамурья с ее суровыми морозами. Далее список цинского воинства пополняют уголовные и политические преступники из числа китайцев, сосланные за различные преступления на Северо-Восток и занятые на обслуживании речного флота, почтовых станций и пр. Наконец, в состав маньчжуро-китайских войск были включены жестоко эксплуатируемые, доведенные маньчжурами до полного обнищания «братские народности» - солоны и дауры»[7]
Меж тем русские были готовы много лучше, чем в прошлый раз. В активе у них была только что построенная усиленная крепость; пушек было уже не три, а одиннадцать; не в пример лучше было с запасами пороха и зарядов. С продовольственными запасами было так даже хорошо - спасибо собранному осенью хлебу, к тому же Толбузин, готовясь к долгому «сидению», той же осенью заставил казачков сеять озимые. Ну и с людьми стало получше - в крепости заперлись 826 казаков, а с учетом вернувшихся на обжитые места жителей Албазина количество защитников города переваливало за тысячу.
Козыри, что и говорить, слабенькие. Тысяча сабель против семи с половиной и одиннадцать пушек против сорока - расклад, как ни верти, хреновый.
Но в отличие от прошлого года, на сей раз можно было играть. Или хотя бы попытаться...
Глава 6
«Штурм Албазина». Европейская гравюра XVIII века из книги Витсена «Северная и Восточная Татария».
Зубы русские показали сразу же. 7 июля 1686 года маньчжурская флотилия подошла к Албазину. На свою беду - раньше конного войска. Но не успели они начать высадку, как ворота крепости открылись, пропустив отряд во главе с Бейтоном. Не ожидавшие вылазки маньчжуры, остолбенев, смотрели как на них сверху, набирая разгон, летит ватага казаков. Удар был столь страшен, что среди маньчжур началась паника, и командующему Лантаню пришлось лично наводить порядок в своих войсках. Пока собрались-опомнились, было уже поздно - казачки, обильно напоив амурский берег кровушкой, уходили назад, в крепость.