Герои зоны. Пенталогия
Шрифт:
Он двинул обратно к куполу… и столкнулся лицом к лицу с Машенькой, которая не догадалась закрыть глаза и теперь на ходу моргала, вытирая слезы. Рыбачка посторонился, пропуская детишек, а сам обернулся – не подкрадывается ли кто с тыла? Дробовик снят с предохранителя. Никого. И отлично… Подростки, держась за руки, неспешно выбирались из Парадиза.
– Не расходиться! Детки, за мной давайте! А ктонибудь может стрелять?!
Тишина в ответ. Была надежда сформировать маленький боевой отряд, выдав парочке смышленых парнишек АК и пистолет, но… Стрелятьто наверняка все умели, всетаки выросли в Вавилоне, где стволов больше, чем людей, вот только одурманенные мозги не способны были понять вопрос.
Ядовитые кислотные испарения, вызванные гарпиями, развеяло ветерком, приятно обдувающим лицо Рыбачки. Солнце взошло уже высоко. Денек предстоит светлый, жаркий.
И тишина. Ни чириканья воробьев, ни шелеста крыльев пролетающего мимо голубя. Собаки не лают, машины не ездят, не сигналят цистерны, развозящие поутру молоко и питьевую воду из скважин. Слышно лишь шарканье колонны, дружно переставляющей ноги в указанном направлении.
Рыбачка вертел головой и щурился, напряженно изучая окружающую обстановку. Куда подевались гарпии? Где «блины»?..
Хотел – ну так на, получи! Прямо перед колонной на асфальте проступили шипы.
– Глуши мотор! Стой, говорю! – крикнул Рыбачка, но было уже поздно.
Зеленоглазая девочка Машенька, блаженно улыбаясь, наступила на «блин». Ее стопу насквозь пронзил шип, брызнуло алым, окропляя состоящую из мышц поверхность плоского чудовища. Улыбка на лице скомкалась, из глаз брызнули слезы, рот открылся, чтобы исторгнуть крик боли и отчаяния, но ни один звук не сорвался с губ, потому как «блин» уже облепил собой тельце, сжал, ломая его, сминая в кровавый колобок.
Увидев это, очнулся от транса паренек, что только что держал жертву «блина» за руку. Еще немного, и он сам превратился бы в гигантский полуфабрикат – котлету или вроде того. Глаза его расширились. С криком он побежал обратно к стадиону.
– Тормози! – крикнул ему Рыбачка.
Но пацан то ли не услышал, то ли был слишком напуган, чтобы хоть както отреагировать на запрет.
Ну и хрен с ним, авось не пропадет на стадионе, спрячется гденибудь на трибуне.
– Всем стоять! – рявкнул байкер.
По всей улице впереди над асфальтом проступали шипы, очерчивались контуры невидимых до этого момента «блинов».
Самое время развернуть колонну на сто восемьдесят и, бодро маршируя, скрыться под защитой стен Парадиза. Через «блинное» поле мальчикам и девочка не пройти, даже вооружи их с ног до головы и обучи швырять перед собой болты, а потом выдвигаться по разведанному коридору.
Рыбачка обернулся к куполу как раз в тот миг, когда пацан, выжав газ по максимуму, добежалтаки до радостно мерцающей стены и, не снижая скорости, ударился в нее.
Яркая вспышка резанула по глазам, оставив после себя белые блики в зрачках.
– Выходи – не бойся, заходи – не плачь… – прошептал Рыбачка, пожалев, что выкинул флягу. – Система ниппель, чтоб ее!
Теперь о том, что бегунок вообще жилбыл когдато, напоминала лишь кучка обугленных, еще дымящихся костей. Вот, значит, как Парадиз встречал незваных гостей.
Назад дороги нет – купол надежно защищал тайны, под ним скрытые. Вперед не пройти – вся улица усеяна «блинами». Оставалось лишь топтаться на месте и ждать. Вариант? Вполне!
Вот только на крыше ближайшего дома чтото зашевелилось и взмыло к небу.
Это не дожидаясь, пока подруги расправят крылья, в воздух поднялась первая гарпия.
* * *
Милена замолчала, что мне очень не понравилось. Я сильнее замолотил прикладом, надеясь, что кариес подъел зубы лифта изнутри, пародонтоза на них нет!
Желудочного сока налило уже по колени.
– Отойди, – палач отодвинул меня, в очередной раз удивив силой, которой негде было поместиться в его хоть и высоком, но худом теле. – С божьей помощью я…
Могучим ударом он сумел вогнать кулак в промежуток между клыками лифта.
– …быть может, сумею…
Носок его ноги, подняв волну желудочного сока, вклинился в мясистые губы лифта внизу.
– Что ты делаешь, дружище? Что задумал?
– …приоткрыть эту штуку. И быстро тогда, надолго меня не хватит. Протезы, я…
На висках у Заура вздулись вены. Глаза выпучились так, что едва не сбросили очки с переносицы, а то так бы и затерялись гденибудь в глубинах скафандра.
– Эй, дружище, ты бы поосторожней, а то еще…
Палач одарил меня уничижающим взглядом и прохрипел:
– Край! Знаешь, как – действуй! А нет – не мешай!
Он прилагал неимоверные усилия, чтобы хоть на чутьчуть приоткрыть пасть. И ему это удалось – через щель толщиной как раз с руку мужчины наружу хлынул желудочный сок.
– Отлично, дружище, отлично! Поднажми еще!
И палач, конечно, поднажал, но щель наоборот стала меньше, а потом еще меньше…
Все напрасно, силенок не хватает.
– Ладно, дружище, не рви пупок. – Я хлопнул его по плечу – мол, спасибо, я оценил твои старания.
Хекнув, Заур дернулся всем телом, еще раз налег – и образовавшейся вновь щели хватило не только, чтобы выплеснулся почти весь желудочный сок, но и чтобы выбраться наружу.
– Хельга, лезь! – выдавил из себя палач, и щель стала чуть уже. Слова отнимали у него силы.
– Нет, я останусь с тобой!
– Лезь, блудница! – И вновь потеряны сантиметра дватри.