Героини
Шрифт:
Я почему-то была уверена, что сегодня воскресенье. И поскольку часов при мне не было, решила определить время по солнцу. Жара и укороченные тени, отбрасываемые деревьями, указывали на то, что время приближалось к полудню. Конор набивал опавшими листьями очередной мешок для мусора. Неожиданно я услышала знакомый голос:
— Она здесь?
— Да. Отдыхает в шалаше.
Элби! Я выползла из шалаша, навстречу из-за деревьев вышел Элби. Подал мне руку, я крепко ухватилась за нее.
— Ты
Еще никогда я так не радовалась при виде Элби. Рядом с Конором он выглядел щуплым недоразумением. Костлявые ноги, взъерошенные волосы. Но сейчас мне в нем все нравилось — и прыщики на лице, и сутулая спина, и даже пропотевшая одежда. Я радовалась как ненормальная. Ко мне пришел друг.
— Привет, Пенни. Слушай, прикольный прикид.
Я оглядела пижаму и стыдливо прикрыла руками грудь, загораживая дурацкий рисунок с якорями.
— Еле вырвался, — сказал Элби. — Там у нас такое творится! Весь Прэри Блафф следит за мной.
— К тебе приходили копы?
— Вместе с твоей мамашей. Они уже знают, что ты сбежала. Через сорок восемь часов начнут прочесывать лес.
— Надо сматываться отсюда, — сказала я.
— Жилище, конечно, жалкое, но… — пробормотал Конор.
— В чаще будет безопаснее. Они обязательно придут меня искать. Эти типы из больницы могут даже…
Конор вскочил на ноги, сердито сверкнул глазами.
— Великий король еще никогда ни от кого не убегал!
— Я не говорю, что ты должен убегать, — заметила я.
В присутствии Элби я вновь начала ощущать себя собой, прежней. Но с Конором надо обращаться повежливее. Ведь только благодаря его храбрости мне удалось бежать из отделения. Я достаточно внимательно читала Толкина, чтобы понимать: Конором движут гордость и честь.
— Я имею в виду, что ябуду чувствовать себя лучше, если мы спрячемся в чаще, когда нашу стоянку обнаружат.
— Не знаю, Пенни, — произнес Элби. — Они уже близко. Может, вам и правда лучше отступить. В глубину леса, там, где мы строили форт. Им я сказал, что ничего о вас не знаю и не слышал. Признался только, что ты один раз звонила мне из больницы, но давно. Они ведь могут отследить телефонные звонки и…
— Черт, Элби! Прости, что втянула тебя во все это!
— Еще хорошо, что родители сейчас в Биаррице. Иначе моя мамаша просто с ума бы сошла. А бабушка все время пылесосит. И когда явились копы, тоже пылесосила наверху. Но я вправил ей мозги. И она не пикнет.
— А как ты выбрался из дома?
— Она пошла в церковь. Меня с собой не потащила. Сказала, что ей стыдно появляться перед представителями высшего епископата с мальчишкой, у которого неприлично длинные волосы. А после службы у них будет ланч.
Элби оглянулся сначала
— Есть одна идейка, как облапошить копов. Я ведь подслушивал, о чем они говорят. Все время спрашивали твою маму, не было ли от тебя записки, что ты ударилась в бега. Если сбежала, то они не особо будут стараться найти тебя. А если подумают, что тебя похитили, тогда, конечно, совсем другое дело. Возьмут ищеек — и вперед.
— Так что, написать записку?
— Да. Я подброшу ее Грете. Тайком. Тогда они успокоятся хотя бы на время.
— А как они объясняют мое исчезновение?
— Все копы в один голос твердят, что будто бы утром в палату зашла медсестра и увидела, что тебя нет.
— А санитары не проболтались? — спросила я.
Элби отрицательно помотал головой.
— А они тут при чем?
— Долгая история. Просто, наверное, стыдно было признаваться, что какому-то всаднику удалось ворваться в отделение и выкрасть меня через окно.
Элби достал из кармана пачку сигарет.
— Да уж, им лучше помолчать. Иначе сами станут пациентами.
Конор поднял мешок с листьями и подошел к нам.
— Ну а Дейрдре? Можешь привести ее сюда?
— В первый раз слышу… — растерянно пробормотал Элби.
— Дейрдре мы займемся завтра, обещаю, Конор. Потерпи всего денек. — Я обернулась к Элби. — У меня ручки нет!
Элби достал из заднего кармана записную книжку, вырвал листок, протянул мне. Потом оттуда же вынул шариковую ручку.
Я огляделась в поисках ровной поверхности, на которой можно писать, и выбрала поваленный ствол дерева с ободранной корой. Я понятия не имела, что сделают со мной копы, если найдут, но почему-то была уверена, что мама больше не отдаст меня в психушку. А Келлер вряд ли сможет вернуть меня в отделение без ее согласия. Я присела на корточки, расправила листок и нацарапала записку следующего содержания:
Дорогая мамочка!
Я убежала. Позвоню тебе, как только доберусь до другого города. Со мной все о’кей.
Я никогда не вернусь в этот ад — в отделение! Никогда! Это нечестно!!!
— Что у тебя с рукой? — спросил Элби.
Рука сильно дрожала, вместо фраз выходили какие-то каракули.
— Наверное, отхожу от лекарств, которыми меня пичкали.
— И на что тебя подсадили?
— Сама толком не знаю. Может, на торазин или что-нибудь в этом роде. — Я протянула ему записку.
— Мой двоюродный брат сидел на нем. Сильная штука, доложу тебе. — Он сунул записку в карман, вытащил из пачки «Мальборо» плотно свернутый косячок, прикурил.