Героини
Шрифт:
— Это поможет снять ломку.
— Правда?
— По крайней мере, расслабишься. — Он кивком указал на вьющийся дымок. — Прочистишь мозги. Правда, не знаю, что будет с великим королем Ольстера, если попробует затянуться.
— Так он тебе представился?
Элби ухмыльнулся.
— Типа того. Перечислил все свои титулы. Король того, повелитель сего. Потом расскажешь подробнее. Пошли покурим за железной дорогой.
— Но у меня нет обуви.
Элби пригнулся, замахал руками, как дикая обезьяна.
— Лезь на спину!
—
— Давай! Ты же мне как сестра. И весишь всего два фунта.
— А ты — три.
— Вот именно. Значит, я больше и тяжелее.
Похоже, это судьба — скакать то на лошади, то на спине мальчишки. Впрочем, Элби прав. Я не хотела курить травку в присутствии Конора, но была слишком слаба, чтобы уйти подальше. А Элби заслуживал объяснений, особенно после всего, что для меня сделал. Я залезла на его костлявую спину, обхватила ногами за талию. Не зная, куда девать руки, я просто положила их Элби на плечи. Он выпрямился и, пошатываясь, зашагал вперед, удерживая меня за ноги для равновесия.
— Чем вас кормили?
— Жрачка была паршивая.
Мы стали подниматься по насыпи, я обернулась и крикнула Конору:
— Мы скоро вернемся!
— Странный у тебя транспорт!
Элби перебрался через рельсы, пересек сломанный мостик, пролегавший над канавой рядом с путями. Мы вышли из леса и оказались на залитом солнцем лугу. Я не приходила сюда с того самого дня, как исчезла Фрэнни. С тех пор прошло два года, и меня вновь охватило чувство вины. И время года то же самое. Покачивались на ветру пурпурные соцветия чертополоха, огромные подсолнечники никли на высоких стеблях. Элби галопом несся по лугу, пыхтя и отдуваясь, потом остановился, чтобы отдышаться. Несмотря на жару, я невольно содрогнулась при виде леса по ту сторону железной дороги, поглотившего Фрэнни.
— Давай здесь и остановимся, — предложила я. — Ты устал.
Элби не возражал. Все же привычка к курению вредна для легких, быстро начинаешь задыхаться. Он уселся на шпалу, скрестил ноги. Я устроилась напротив, вытянула ноги, поставила ступни на разогретые мелкие камушки. Было здорово сидеть на железнодорожных путях посреди луга, щурясь от солнца, отражающегося в рельсах. Вроде и не опасно — если появится поезд, его будет видно за милю, — а все же риск есть, и это приятно щекочет нервы. Настроение портила лишь «матросская» пижама — постоянно напоминала, что я сбежала из сумасшедшего дома.
Элби достал косячок, прикурил, глядя на рельсы.
— Может, сядешь в проходящий товарняк, а?
— Да уж, представляю себе. Тур по Штатам в пижаме и босиком.
Он щелкнул зажигалкой «Зиппо» и произнес с деланым английским акцентом:
— Обувь есть гениальное изобретение человечества. — Еще раз затянулся и передал сигарету мне. — Мой двоюродный брат запросто избавился от побочного действия лекарств с помощью травки.
Я глубоко затянулась, кончик сигареты зашипел. Дым наполнил и обжег легкие. Моргая и хмурясь, я откашлялась и передала окурок Элби.
—
Несмотря на нелепую внешность, Элби отличался истинной элегантностью движений, когда курил травку. Втянув дым, он начал постепенно выдыхать его сквозь стиснутые зубы.
— Придержи его немножко, секунд пять, а потом медленно выдыхай. — Элби не спеша выпустил дым изо рта, привстал и протянул окурок мне. — Можешь оборвать бумагу на кончике. И вообще, скажу я тебе, хорошая травка куда более безвредна, чем то, что предлагают эти долбаные фармацевтические компании. Во всяком случае, никакой химии.
Обычно, покуривая травку в компании Элби, я не особенно стремилась словить кайф. Но на этот раз постаралась сделать все правильно: задержала дыхание, досчитала до пяти, выдохнула медленно и старательно, точно пытаясь затушить свечу на именинном торте. И внезапно ощутила, как обострились все чувства. Травы стали особенно буйными, приобрели золотистый оттенок, а на галстуке Элби клубились радужные пятна. Даже птицы запели громче. Влажность больше не казалась тяжелой, словно шерстяное одеяло, а стала частью атмосферы, по которой я свободно скользила.
— Птицы раскричались, — заметила я.
— А тебя забрало! — рассмеялся Элби.
Я ощущала внутреннюю легкость и раскрепощенность, от сладковатого дымка казалась себе более легкой, воздушной, обтекаемой. Мне хотелось рассказать Элби обо всем. Мысли текли, обгоняя друг друга, и неожиданно для себя я вдруг выпалила:
— Элби, ты должен знать. Наверное, ты не поверишь, но к нам в дом приходят героини. С ума можно сойти. Это…
— О чем речь, подруга? Что-то я не врубаюсь.
И я рассказала ему все. Элби реагировал на мой рассказ совсем не так, как Кристина. Та с жадностью и почти с благоговением впитывала каждое слово. Элби же оставался спокоен, просто время от времени многозначительно кивал, точно мудрец. Единственным его комментарием было:
— Я всегда подозревал, что с твоей мамашей что-то неладно.
Я рассказала ему о Скарлетт, о госпоже Бовари, о Дейзи Бьюкенен и Бланш, но никак не могла заставить себя признаться, что же произошло с Фрэнни. Очевидно, сказалось действие травки. Мною овладел параноидальный страх, даже шепотом я не могла произнести ее имя, казалось, его тут же услышат в лесу по другую сторону путей.
— Сколько лет тебе было, когда все это началось? — спросил Элби.
— Пять. Как-то мама усадила меня рядом и рассказала о Рапунцель. Как она приходила к ним в дом, когда мама была еще малышкой.
— Но ведь они не появлялись, пока ты не умела читать?
— Почему же, появлялись. Или только начали появляться. Когда пришли Эстер Принн и Перл. — Я почти забыла о них. А тут вдруг вспомнила.
— Она пришла с ребенком?
— Они всегда были вместе.