Героиновая пропасть
Шрифт:
Сказал-то он жалобно-ласково, как в далекие уже, прежние годы, а глаза его, успел заметить Марат, остро сверкнули из-под кустистых нависших бровей. Артист!
— Я не против рюмочки коньячку, Егор Андреевич. Да, кстати, слышал, что, к примеру, даже в вашем состоянии одна рюмка никогда не повредит. Верьте слову.
— Ну разве что за компанию. Леночка, и мне уж захвати, уговорил Маратик-то…
Выпив рюмку, заметно взбодрился. Или забыл играть дальше умирающего лебедя. Даже сел, подтянув плед. И грелку отложил в сторону. Спросил, проницательно глядя прямо в глаза Марата:
— Ну так что скажешь? — Вопрос прозвучал делово и сухо. Даже с почти неприметной угрозой. Дипломатически
И Марат Джафарович решил отыгрывать второй вариант. Отморозков.
— Благословляю случай и благодарю Аллаха, — с легкой шуткой ответил он, — что вы не успели спуститься в машину. Это же просто черт знает что! — воскликнул темпераментно. — Честно скажу, Егор Андреевич, я никогда особенно тепло не относился к вашему шоферу Ну… понимал, конечно, из наших, я имею в виду прошедших Афган. Этих парней всегда жалко — сдвинутые по фазе, как говорится, плохо устроенные. Вот они и… чудят, извините за выражение.
— Не понял, — нахмурился Каманин. — Ты чего, Володьку, что ль, подозреваешь?
— А кого? — растерянно развел руками Марат. — Не вас же! — Он попробовал улыбнуться, но получилась такая же растерянная гримаса.
— С чего это вдруг? У тебя что, факты имеются?
— Ну… я бы так сразу не сказал… Однако есть определенные подозрения. Вам разве неизвестно, что сегодня на него покушение было? Уже в Склифе! Медсестру убили, спасибо охраннику, который пристрелил мерзавца-киллера. Знаете, кто это был? Какой-то отморозок, который вроде бы приятельствовал с этим вашим Владимиром. Каково?
— Вон оно что-о… — протянул Каманин. — А у меня уже закрались было подозрения…
— Что-нибудь конкретное? — участливо спросил Марат, искренне глядя в глаза Егора Андреевича.
Ну да, как же! Смутишь ты этого прожженного гада! Старая закалка! Такой своих мыслей не выдаст.
— Какая может быть конкретика?.. Володя, значит… Жаль, а я ведь верил парню. Наш, как ты верно заметил. Ну да ладно, оставим эту больную тему… Там такие силы взялись за расследование, что кое-кому мало не покажется. Будем надеяться. Давай-ка, наполни нам еще по маленькой да поди прикрой дверь. — Каманин, забыв о своей больной голове, резко кивнул на дверь в другую комнату, а когда Марат исполнил его просьбу и вернулся к своему креслу и сервировочному столику на колесиках, на котором в китайских фарфоровых тарелочках была закуска — легкая, под рюмочку: икорка черная и красная, балычок, свежая зелень и так далее, — Егор Андреевич продолжил, уже опуская ноги в толстых шерстяных носках на пол: — Ну так что привез твой братишка? Докладывай.
И Марат понял, что тема покушения исчерпана. Егор, кажется, удовлетворился принесенным в клюве объяснением и теперь снова будет брать своего главного партнера за горло. А вот и не бывать этому! Так сказал сам себе Марат и приготовился к нудной и печальной исповеди по поводу переговоров Теймура с афганским наркобароном.
Он рассказывал, упирая в основном на почти непреодолимые трудности, вызванные тем, что к транспортировке товара невольно привлечено большое количество лиц, заинтересованных в своем проценте от общего барыша. И чем выше сидит чиновник, от которого хоть что-то зависит, хоть малая капля, тем больше его аппетит. И таких десятки, потому что товар, по существу, должен миновать от четырех до пяти государственных границ, на которых сидят и ждут шакалы. И все желают кормиться. Миновать их жадные пасти практически невозможно.
— Но ведь одновременно возрастает и цена товара, — резонно заметил Каманин. — Накладные расходы. Они были всегда и в будущем никуда не денутся. Учитывай! Мне, что ли, тебя учить, Маратик? А вообще, я думаю, твой Теймур вполне мог бы ограничить этот жадный, как ты говоришь,
«Старый козел!» — едва не сорвалось с языка Марата.
— Мы все — лица заинтересованные, Егор Андреевич. И мне не хотелось бы в столь серьезном деле принижать чью-то роль.
— А ты и не принижай! У нас с тобой, ежели не забыл, договор твердый и обсуждению не подлежит. Я в твои заботы не лезу, а ты сам имеешь полное моральное право распоряжаться своей долей по собственному усмотрению. Хочешь кого-то наградить? Валяй, у тебя имеются средства. Те, которые предназначены нами на общие расходы и непредвиденные случайности. Повторяю: валяй. Я у тебя даже и отчета не требую. А все остальное — изволь! Я недавно проверил свой счет в Цюрихе и остался недоволен. Марат, ты, кажется, устал следить за условиями нашего с тобой договора? Мне это не нравится. Я не буду сейчас углубляться в детали, но ты уж, пожалуйста, сделай мне такое одолжение, исправь положение. Я там не досчитался примерно двух цифр. С шестью нулями каждая. А трудности? Ну что ж, давай пересмотрим, ты поищешь для себя более легкое дело, где не будет этих непреодолимых трудностей. Я, в свою очередь, подыщу себе других партнеров. И разойдемся, как говорится, миром… Ты подумай. Я очень советую.
Жестко сказал это Каманин. Потому что знал, что никогда эти братья-азербайджанцы, безумно жадные до халявных денег, не бросят супервыгодного бизнеса. Это гонор у них играет. Жадность глаза слепит. Себя уж, во всяком случае, Каманин жадным не мог считать, поскольку его часть от продажи наркотиков ложилась в Цюрихский банк, а сами по себе цифры на личном счете обычно не впечатляют. Деньги, чтобы оценить свои возможности, надо хоть однажды увидеть воочию. Каманин, так случилось, видел и не задрожал от жадности. И обрадовался этому обстоятельству. Значит, у него с психикой все в порядке.
А эти братишки постоянно и повседневно имеют дела конечно же с конкретными купюрами, которых всегда хочется иметь у себя больше. Ишь как заговорили в последнее время! Мы все равные, и поэтому раздел должен быть тоже аналогичным. Может, в иной ситуации Егор Андреевич и согласился бы с ними. Частично согласился бы. Но не теперь, после этого наглого вызова — взрыва.
И объяснения Марата он хоть и принял внешне, точнее, сделал такой вывод, что принял, его не оставляло убеждение, что Володя хоть и мог запутаться со своими прошлыми дружками, но не он здесь главная фигура, а машину заместителя министра взорвать — это шаг. И шаг вызывающий, вряд ли имеющий прямое отношение всего лишь к шоферу. Возможно, в чьем-то раскладе Володя и играет свою роль. Недаром же Егор Андреевич, когда увидел вчера весь этот ужас, сразу невольно подумал, что лучше бы тот и в самом деле погиб. Но это же он, Каманин, так подумал. А выходит, что кому-то и почему-то тоже пришла такая же мысль в голову? Почему?
Володя слишком многое знает. Он мог слышать разговоры в машине. Он, естественно, знает, с кем, бывало, беседовал, сидя на заднем сиденье, заместитель министра. Он даже мог бы попытаться попробовать войти в эту игру и попытаться диктовать и свои какие-то условия. Но это — из области предположений, не больше. И вот уже открывается охота на шофера… Не странно?
Во всяком случае, абстрагируясь от нечетких сведений, думать можно о чем угодно, даже о том, что тебе в настоящий момент более всего удобно. Но истина — не здесь. А в том, что ни в коем случае нельзя позволять «братишкам», будь они все прокляты, сесть себе на шею. Пусть они даже и не мечтают об этом! И удержать их реально только в жесткой узде. Дашь слабину — и понесет. Вразнос.