Героиня второго плана

Берсенева Анна

Маринина мама хотела приехать из Твери на месяц-другой, чтобы помочь дочери управляться с младенцем, но Марина сказала, что в этом нет ни малейшей необходимости, и теща приехала лишь на несколько дней «в отведки», как она это назвала.

Арсений вздохнул с облегчением: мать была похожа на Марину энергичностью и громким голосом, но не обладала и толикой ее умения создавать правильную, ладную жизнь. Она все вокруг себя переворачивала с ног на голову, вдобавок любила выпить и поговорить под рюмочку, он еще во время свадьбы это заметил,

и это было чрезвычайно утомительно.

Свадьбу Арсений вообще вспоминал как кошмарный сон – всю эту обширную тверскую родню, исправно выпивающую, но при том тщательно следящую, чтобы соблюдались все народные обычаи вроде идиотского выкупа невесты, без которого жениха не хотели пускать в подъезд.

Так что, когда выяснилось, что Марина в маминой помощи не нуждается, он обрадовался.

И жизнь их потекла хоть и по-новому, но не хуже, чем прежде, а только лучше.

Арсений сидел над учебниками и конспектами вечерами, как и прежде. Ну, не в гостиной теперь, так как Марина стала ложиться спать рано, чтобы прибывало молоко, а в кухне, но это перемещение можно было считать такой мелочью, на которую и внимания обращать не стоило.

Точно такими же, несущественными, оказались и все трудности, которые он отметил в своей жизни за первый год отцовства. Ингуша была таким необременительным и ласковым ребенком, что любой взрослый мог бы ей позавидовать.

– Правильно мы ее назвали, – заметила Марина. – Бабушка твоя была – само спокойствие. И правнучке передалось. Имя вообще большое дело. Арсений, например, означает мужественный и возвышенный.

– Откуда ты знаешь? – удивился он.

– Давно еще в словаре имен посмотрела. Сразу, как с тобой познакомилась. Тебе твое имя подходит.

Это соображение показалось Арсению несущественным, но то, что благодаря бабушкиному имени у его дочки будет ровный и добрый характер, очень ему понравилось.

Марина сидела дома полгода, пока кормила грудью, а потом вышла в Первую градскую, куда ее распределили на работу. Три дня в неделю с ребенком приходила сидеть мама Арсения, а еще на три дня Марина нашла нянечку – как обычно, нашла сразу же, как только ей это потребовалось, хотя, Арсений слышал, поиски няни являлись огромной проблемой для всех семей с детьми.

Правда, на няню уходила вся Маринина зарплата, но, во-первых, зарплата все равно была мизерной, во-вторых, возможность работать была для Марины важнее материальной стороны дела, во всяком случае, сейчас, а в-третьих, проект, в котором Арсений с полного ее одобрения взялся участвовать из чистого, не обременного ничем материальным интереса, вдруг оказался невероятно прибыльным.

Программы этого проекта пользовались таким спросом по всему миру, что у Арсения должна была бы закружиться голова. Еще бы – в двадцать лет вдруг обнаружить, что у тебя имеется счет в солидном американском банке, и счет этот все время пополняется, и именно от тебя, от твоего личного усилия зависит сумма пополнения! И все это сразу

же после того, как исчезли все деньги со всех счетов, которые были открыты всеми жителями твоей страны в единственном ее банке…

Какой человек, да еще молодой, отнесся бы к этому невозмутимо?

Арсений оказался именно таким человеком. Наверное, имело значение то, что он участвовал в проекте не один, и его ровесники в США, Франции и Англии были готовы к такой работе и к таким заработкам, и их отношение к успеху передалось ему. Наверное, немаловажным было и то, что дальнейшая работа требовала не почивать на лаврах, в том числе денежных, а постоянно идти вперед, узнавая в своем деле новое, и дело само по себе было таким новым, что перемены в нем происходили ежедневно.

Но главным было то, что с присущей ей точностью высказала мужу Марина.

– Тебя ничем с ума не сбить, – сказала она. И добавила, почему-то тихо, в самое его ухо: – Ни с ума, ни с характера. Ты мой якорь. Если бы не ты…

Он вспомнил эти слова много лет спустя. Так много, что вспомнил их, можно считать, уже другой человек, а не тот мальчик, которому жизнь только-только открылась, и сразу в счастье и ясности. Он вспомнил их и понял, что они означали, но как-либо применять это свое понимание было уже поздно.

Глава 3

Инга позвонила в пять утра. Разница во времени между Москвой и Индией была невелика, но все-таки она была, и не стоило бы о ней забывать. Арсений напоминал Инге об этом не раз, но она все равно забывала, и он напоминать перестал. Да и не очень его беспокоили ее ранние звонки, они с дочерью оба были жаворонками.

– Как дела? – спросила Инга.

– Как всегда, – ответил он.

– А у мамы?

– Тоже.

– Давно ты ее видел?

– Вчера.

– Ну, вчера я с ней и сама разговаривала…

– Тогда зачем спрашиваешь?

– А о чем еще мне тебя спрашивать?

В этом она была права. Общих тем для разговора у них почти не осталось. Арсению нелегко было смириться с тем, что это так, но и врать он не привык. Ни другим, ни тем более себе.

– Мне осталось всего десять занятий, – сообщила Инга. – Так жалко! Я бы взяла еще один курс…

Последнюю фразу она произнесла осторожным тоном, понимая, что ему вряд ли понравится ее намерение.

– Сколько он стоит? – спросил Арсений.

– Я пока точно не выясняла. Но в принципе здесь все недорого, ты же знаешь.

– Знаю.

– Так мне узнавать?

– Узнавай.

Никакой радости от того, что дочь останется в ашраме на очередной курс по изучению непонятно чего, Арсений не испытывал. Но чем он мог бы ее оттуда выманить?

– Ведь это настоящая медицина, – сказала Инга. – Ну, считай, что у меня такая специализация. Сюда из Штатов приезжают, между прочим, и из Англии тоже.

Что в Штатах и в Англии тоже есть люди, не могущие ни к чему приладиться в жизни, Арсений не сомневался.