Герой-чудотворец
Шрифт:
Кинни попытался принять вид человека, которому тоже весело, но не сумел. Что он хотел сказать этой пошлятиной о женщинах? Может быть, и ничего. В конце концов, он всегда говорит такое. Кинни вновь безнадежно спросил себя, какие у него были улики? Чепуха! Мучать себя из-за какого-то пошлого подозрения. Но, решив так, он тотчас же представил себе расплывчатую, но бесконечно мучительную картину, как его юная жена и сэр Грегори вместе смеются над ним.
– «Трибюн» и я кое-что делаем для вас, – говорил сэр Грегори Хэбблу, – и я надеюсь, что вы не откажетесь что-нибудь сделать для меня и «Трибюн»,
– Нет, – спокойно ответил Чарли. – Не сказал бы что интересуюсь.
– Что? То есть как это?
– Знаете, говоря по правде…
– Молодец. Нам именно это и надо – чтобы вы говорили правду.
«Боже мой, – про себя застонал Кинни, – ты прав. Но как узнать ее, правду».
– …Если бы я когда-нибудь видел империю, или если бы она что-нибудь сделала для меня, я бы, наверно, интересовался. А пока – нет. Мы не очень-то думаем о ней.
– А надо бы! – пролаял сэр Грегори. – Вы – британцы, и это ваша империя.
– Знаете, я, правду говоря, не очень задумывался над тем, что я британец. Там, откуда я приехал, я не слышал, чтобы люди о таких вещах много говорили. Конечно, мы англичане. Англичане, это – да.
– Это одно и то же. Читайте «Трибюн» повнимательней. – Это было сказано строго, и брови вновь сдвинулись, подтвердили строгость, затем всякий след строгости мгновенно исчез с лица: прищурились голубые глаза, растянулся в улыбку злой рот, весело заметались брови. Эффект от этого был разоружающий, поразительный.
Кинни не раз видел этот трюк, но сейчас он не остался только в роли наблюдателя. Он был свидетелем того, как сэр Грегори кнутом и пряником действовал на женщин и какой результат производил этот метод на десятки женщин, на Джилл, его жену. Строгость разрушала внешние укрепления, а улыбка выманивала женщину из внутреннего бастиона, обезоруживала, делала ее податливой. Он представил себе его большую жадную руку, обнимающую Джилл.
– Я создаю «Лигу имперских йоменов», – говорил босс, – чтобы спасти империю. Угу. Кинни вам расскажет о ней. Скоро состоится большой митинг. Хочу, чтобы вы выступили.
– Ну, знаете! – воскликнул Чарли, сразу насторожившись.
Странно, но Чарли боялся шефа меньше, чем его, отметил про себя Кинни. Может быть, потому, что он уже успел глотнуть Лондона, почувствовал себя увереннее. Но Кинни сознавал, что дело было не только в Лондоне. Для Хэббла Хэл Кинни что-то значил в то время, как сэр Грегори не значил для него ничего. Да, это было так, и прийти к подобному заключению было приятно. Читатель знал его, Кинни.
– Мы скажем вам, что вы будете говорить. Несколько слов – о том, что вы вступаете в Лигу. Ничего страшного. Вам понравится. Люди, приветствия. Возможно, съездите на один-два митинга в провинцию. Заботятся о вас хорошо? Развлекайтесь. Считайте себя сотрудником «Дейли трибюн», своим. Одним из «Счастливого братства», а, Кинни?
Это было его, Кинни, выражение. Ему показалось, что оно было сказано с тонкой издевкой. Кинни стало не по себе.
Хэббла отпустили, а Кинни остался. Сэр Грегори желал обсудить с ним статью, которая забьет тревогу всеми своими абзацами и искусным концом подведет к «Лиге имперских йоменов».
– На этот раз что-нибудь близкое
Кинни хотелось стукнуть кулаком по столу и закричать что-нибудь о жене. Но в конце концов у него не было доказательств. Возможно, всё это чепуха. И в то же время… в то же время… что-то такое было…
– Хорошо, сэр Грегори. Сделаю. Материал будет сильным. – И он говорил правду. Он уже видел, как статья приобретает контуры, цвет, теплоту. Что скажете вы о жене, о ваших ребятишках, о вашем доме, о том, что для вас – всё, что для вас – наследие Любви?
Джимми Баск, джентльмен, ведающий театральной рекламой, сидел в своем крохотном кабинете и благоговейно смотрел на мисс Хупер, своего секретаря. Он был небольшого роста полный молодой человек с влажными глазами, – казалось, он готов был расплакаться в любую минуту, но Джимми никогда не плакал и почти никогда не смеялся, скорее, он всегда был задумчив и печален, как романтический юноша, которому сказали, что в мире уже нет неоткрытых островов. Наверно, в Джимми жил человек, который вечно бродил по неоткрытым островам. Но его оболочка проводила почти всё время в тех небольших краях, которые включали Трафальгар-сквер у его южного полюса и северные зоны Кэмбридж Серкус. Насчет этих земель у Джимми иллюзий не было.
Джимми Баск знал всё. Он мог сказать, почему такой-то вложил деньги в «Голубого гуся», почему было столько ссор на репетиции «Надоеды», сколько дохода получил «Империал» и какие убытки понес «Фриволити», и был всегда хорошо осведомлен об изменениях в справочнике жизни за кулисами, который можно было бы назвать «Театральный кто с кем».
Его обязанности заключались в поставке рекламы в виде фотографий, новостей и слухов тем учреждениям, на содержании которых он находился, и наблюдением за тем, чтобы у младших театральных критиков и тех, кто пишет о театральных сплетнях, в первые дни спектаклей и в иные особые вечера было достаточно бесплатной выпивки.
Обычно он зарабатывал на этом от десяти до двенадцати гиней за первые три недели представления и по пять гиней за каждую последующую неделю, а так как он, как правило, работал сразу на несколько театров, а расходы его были невелики (даже его еда оплачивалась заметками, которые он время от времени печатал), дела его шли очень неплохо. Его успех объяснялся тем, что он нравился Флит-стрит, почти всегда был трезв и не влюблялся в актрис, которых он вне сцены считал сырым и обычно не оправдывающим себя материалом для рекламы.
Самое сильное отвращение он питал к так называемым театралам – не к той широкой публике, от которой зависит долгая жизнь пьесы, а к тем, кто толкается в театральных фойе и треплет там языками. С другой стороны, он любил действительно хорошие пьесы, но они попадались ему не часто.
В душе, в самой ее глубине, он удивлялся своему процветанию, и жизнь представлялась ему сказкой, но у него было достаточно здравомыслия, чтобы не проявлять внешне даже самого слабого мерцания этого радостного заблуждения.