Герой-любовник, или Один запретный вечер
Шрифт:
– Тоже.
– Удалось что-нибудь узнать?
– Кое-что есть, – соврала я. – Но туманно и расплывчато. Нужно еще проверять и проверять.
– Мне страшно, – шепотом сказала Эва.
– А мне – нет. Ты там питайся за двоих и гуляй на свежем воздухе. Как Машка?
– Толкается. Каждый вечер, когда я ложусь спать, она меня в живот толкает. Наверное, спать не хочет ложиться. Еще побуянить охота.
– Сорванец будет.
– В тебя.
Я хмыкнула.
– Ты у нас, конечно, пай девочка.
– А может ее назвать Санькой?
– Прекрати! Она – Машка. – И я повесила трубку.
Через
– Эта? – спросил он, протягивая мне мою сумку. Я взяла ее.
– Эта, – кивнула я. – Спасибо. Как в квартире?
– Разгром.
– Вас никто не видел?
– По-моему, нет.
– Спасибо, – повторила я. – Извините еще раз.
Он невольно качнулся ко мне, словно хотел заключить в объятья или поцеловать, но я инстинктивно сделала шаг назад. На секунду передо мной мелькнуло лицо Кости, его лениво-сонный взгляд, в глубине которого таилось нечто опасно-запретное, запредельное. Но я усилием воли прогнала это видение. Он отнесся ко мне, как к провинциалке – помани пальчиком, и она упадет спелой грушей в мои объятья, думал он. Когда я сказала ему «нет», на его лице была написана явная досада. Что ж! Это не повод сокрушаться о том, чего не было. По моим губам скользнула улыбка.
– Ты чего улыбаешься? – Кирилл Андреевич потряс меня за плечи.
– Просто так.
– Вид у тебя еще тот, заговорщический.
Я натянуто рассмеялась. Похоже, я жила в мире выдуманных иллюзий, от которых мне надо было срочно избавляться.
– А где Ася?
– Я попросил Веронику Николаевну забрать ее. Разве ты не слышала, как они уходили?
– Я слышала звук хлопнувшей двери – и все. Я сидела в комнате и смотрела телевизор.
Он по-прежнему смотрел на меня: внимательно, испытующе.
– Так ты… не хочешь? – понизил он голос.
Я отрицательно покачала головой.
– Нет, – и повернулась к нему спиной.
– Спокойной ночи! – крикнул он мне вдогонку.
Но я ничего не ответила.
Дмитриеву был нужен секс на одну ночь, а мне – нет. В данный момент мне вообще ничего не было нужно. Кроме Эвы… Вот ради нее я была готова на все. И еще…
Я вспомнила насмешливые светло-зеленые глаза Кости и закусила губу. И долго я буду помнить его?
Я ворочалась в кровати, сон не шел ко мне. Наконец, я встала, оделась и пошла на кухню. Я налила в стакан воды и залпом ее выпила.
– Не спится? – Кирилл Андреевич стоял в дверях и смотрел на меня. Взъерошенный, под глазами тени.
– Не спится.
– Почему?
– Думаю о том деле. Я не могу смириться с тем, что ничем не могу помочь сестре. Это ужасно – чувство бессилия, когда не можешь помочь близким.
– Знакомо. – Он смотрел куда-то поверх меня. – У меня жена умирала два года от рака, а я – врач не мог ее спасти.
– Прости.
– Ничего.
Он опустился на табуретку рядом со мной.
– Расскажи все еще раз. По порядку. Постарайся ничего не упустить.
Я рассказала, а потом прибавила:
– Копии листов у меня в фотоаппарате. Могу показать.
– Давай! – выдохнул он.
– Они на французском.
– Я знаю языки. Так что без проблем.
– Одну минуту.
Он смотрел на экран фотоаппарата долго, внимательно и хмурился.
Мне
– Можно курить?
– Нельзя. Все гораздо хуже, чем ты думаешь.
– Хуже не бывает.
– Бывает, только ты об этом пока не догадываешься.
– Может, пояснишь, в чем дело?
Он резко выдохнул.
– Я закурю.
– А мне?
– Тебе – нельзя. И не проси, – предупредил он.
Дмитриев придвинул к себе пепельницу и протянул руку к полке. Взял из пачки одну сигарету и сунул в рот.
– Дай спички, около плиты.
Я протянула ему коробок. Наши пальцы встретились и он невольно поморщился.
– Эта организация… – постучал он пальцем по экрану, – занимается стволовыми клетками. Слышала о них?
– Да. Омолаживающие клетки. Эликсир вечной молодости.
– Вечной глупости, – мрачно сказал он. – Вся проблема в том, что человечество с незапамятных времен хочет изобрести средство, замедляющее процессы старения.
– Это плохо?
– Это неразумно. В самой идее нет ничего плохого, но это тот случай, когда желаемое выдается за действительное.
– Но зачем им нужна Эва?
– Не знаю. Может быть, она что-нибудь знает?
– Эва? – я рассмеялась. – Не думаю. Она сама теряется в догадках.
– Ты показывала ей это? – кивнул он на фотоаппарат.
– Нет. – Я побоялась, что там что-то такое, от чего она придет в ужас. А ей нельзя волноваться.
– А другим людям?
– Нет. – О Милочке я решила не говорить.
Дмитриев выпустил дым и замолчал. Пепел упал на стол и он стряхнул его на пол.
– А тот, убитый – кто он?
– Кроме его имени ничего неизвестно.
– Но зачем-то они преследуют твою сестру? Есть одна догадка. Но она уж совсем мрачная.
– Говори, – качнула я головой. – Меня уже ничем не удивишь.
– Ты уверена?
– Уверена.
– Эва нужна им как поставщик материала.
– Материала? – Я похолодела.
– Да. Материала для стволовых клеток. Он очень высоко ценится.
– То есть – ребенок?
– Да. Стволовые клетки делятся на эмбриональные и соматические, то есть выделенные из организма взрослого человека. Их можно выделить из различных органов и тканей, вырастить вне организма в особых условиях, а потом ввести с целью омолаживания или лечения различных заболеваний. До конца механизм их действия не изучен. Это все находится в стадии разработок и экспериментов. Некоторые врачи отказываются участвовать в этих операциях, так как считают, что это идет вразрез с врачебной этикой. – Он усмехнулся. – Всегда есть такие праведники и чистюли, которые не могут заниматься чем-то сомнительным, не до конца легализованным и законным. Огромное количество стволовых клеток находится в так называемой «пуповинной крови» – крови, которая заполняет просвет сосудов пуповины и плаценты новорожденного. Сравни: при рождении ребенка в пуповинной крови находится около миллиона стволовых клеток. А у пятидесятилетнего человека – около ста тысяч. Наглядная арифметика. Младенцы – самый выгодный материал.