Герой по вызову
Шрифт:
Поздно вечером того же дня я покинул Париж. Другой алжирский репатриант, но в том же «ситроене», довез меня до аэропорта Орли. На мне был недорогой неброский костюм, чей жуткий покрой подтвердил для меня правоту европейцев, которые предпочитают шить на заказ или подгонять одежду строго по мерке. Тем не менее, даже этот мешковатый костюм оказался куда удачнее для моей новой роли, нежели рабочая одежда сборщика яблок, которую я тоже прихватил с собой в чемоданчике из кожзаменителя…
Я вылетел рейсом на Цюрих через Женеву и на следующее утро пошел в цюрихский «Банк Лье», где у меня открыт номерной счет для валюты, которую я не имею возможности ввезти легально в Штаты. Я проверил текущий баланс и выяснил, что на счету имеется пятнадцать тысяч швейцарских франков, что соответствовало трем с половиной тысячам долларов США.
Я попросил клерка еще раз проверить баланс, и он подтвердил мне ту же самую сумму. Трудно было поверить, что я потратил так много за такой короткий срок. В мире существует масса движений за свободу и независимость, которым я оказываю посильную материальную поддержку, и создавалось впечатление, что я поддерживаю их с куда большим рвением, чем следовало.
— Мне казалось, остаток должно быть больше, — пробормотал я.
— Если месье желает получить полный финансовый отчет…
— Да нет, не стоит, — поспешил я с ответом. — Я вам верю…
Но моя интонация была видимо, не вполне убедительной, так как клерк скроил страдальческое лицо.
— То есть я хочу сказать, что я, должно быть, забыл, когда снял крупную сумму. В этом все дело…
— Ну конечно, — произнес клерк с сомнением.
— Вот подзаработаю, и надо будет доложить… Как только я найду Федру и вернусь из Аф… — только тут я понял, что болтаю лишнее, — оттуда, куда я собираюсь, — закончил я.
Мне не хотелось закрывать этот счет. Я снял три тысячи долларов, оставив на счету такую маленькую сумму, что банк согласился продолжать меня обслуживать исключительно из принципа noblesse oblige. Потом я обменял небольшую сумму в долларах на швейцарские франки и британские фунты и на всякий случай приобрел на пару сотен долларов золотых украшений в оптовой ювелирной лавке на Хиршенграбен.
Время я убил в кинотеатре. Только уже усевшись в зрительном зале, я понял, что попал на фильм, который мне довелось посмотреть в Портсмуте, тот, про великое ограбление поезда, дублированный на немецкий. Но конец был тот же самый. Этот чертов Скотланд-Ярд всех повязал.
Я поймал такси и поехал в аэропорт. Я не мог полететь домой в Нью-Йорк, как и в Англию, как и в Кабул, где русские шпионы порвали бы меня на бефстроганов. В Индию и Пакистан я отправиться тоже не мог, из-за дороговизны авиабилета: ведь я располагал суммой в три тысячи долларов, которых должно было хватить на выкуп Федры. Не мог я лететь и в Иран, потом что рейсы в Тегеран были с посадкой в Афинах или Стамбуле, где я считался нежелательным иностранцем по политическим соображениям. Возможно, я мог бы добраться до Багдада, но я не знал наверняка, насколько серьезно иракцы относятся к моим связям с курдскими повстанцами. Еще, вероятно, можно было бы улететь в Амман, но вдруг иорданцам известно, что я являюсь членом организации Звезды Давида?
Я ощущал себя безродным космополитом, а равно бомжом, беженцем, перемещенным лицом, инородцем…
Короче говоря, я вылетел в Тель-Авив.
Глава 7
У туристов, въезжающих в Израиль, паспорта проверяют с особым тщанием. И багаж тоже изучается весьма придирчиво. Я понятия не имел, делается ли это просто по долгу службы или служба безопасности получает наводку на каких-то злоумышленников, но мне было совершенно ясно, что бельгийский паспорт месье Поля Морнэ в любом случае не станет для меня пропуском в землю обетованную.
Посему Поль Морнэ вышел из очереди туристов и встал в другую очередь, примкнув к лицам, собирающимся переехать в Израиль на постоянное жительство, а в этой очереди паспорта не подвергали слишком суровой проверке. На чистом иврите я сообщил инспектору, что сим осуществляю мечту всей своей жизни вернуться на историческую родину моих предков. На не менее чистом иврите он ответствовал, что я здесь желанный гость.
— Вы даже говорите на языке! — похвалил он меня. — Это очень важно преимущество. Вот прочему мы всегда рады репатриантам из Европы. Страна захлебывается от наплыва сефардов. И в бумажном море. Вы не представляете, сколько всяких бланков нам нужно заполнять! Но вам я помогу с удовольствием.
Он и впрямь помог мне с удовольствием, и очень скоро месье Поль Морнэ заполнил прошение о предоставлении ему израильского гражданства, подтвердив, что сам он еврей и его мать еврейка — последнее было sine qua non для подтверждения его иудейского происхождения.
— Как видите, у нас правила строже, чем в гитлеровской Германии, — пошутил инспектор. — Чтобы попасть в Освенцим, достаточно было просто иметь родственника-еврея по любой линии, а чтобы попасть в Израиль, вам потребуется еврейская мама.
Я понятия не имел, была ли у настоящего Поля Морнэ — тот еще поц, говорю вам! — еврейская мама, но мои родители явно не принадлежали к иудейскому племени, хотя я смутно припоминаю, что сестра моего отца вышла замуж за Морица Стейнхардта, после чего все члены нашего клана перестали с ней разговаривать. Но убей бог, не помню точно, отчего ее подвергли остракизму в нашей семье — потому что ее муж оказался евреем или немецким нацистом…
Но заполняя иммиграционный листок, я вдруг ощутил глубочайшее родство с приятелем Минны Мигелем. Он не ходил в школу по еврейским праздникам, а я был членом «Звезды Давида» и будущим гражданином государства Исраэль. Как гласит рекламный слоган мацы, вам не обязательно быть евреем, чтобы ее кушать.
Стоя у окна в квартире Гершона, я разглядывал центр Тель-Авива.
— Американцы часто сравнивают наш город с Сан-Франциско, — сообщил Гершон, — но я там не был. А ты замечаешь сходство?
Теперь да. В такси из аэропорта я не мог отделаться от мысли, что таксист мучает свою тачку почище нью-йоркского водилы.
— Я разговаривал с Цви, — продолжал Гершон. — Ты помнишь, Эван, он был с нами в Праге, когда мы познакомились? Ему надо зайти в синагогу помянуть папу, но скоро он будет здесь. А Ари и Хаима ты тоже помнишь?
— Помню.
— Хаим служит в армии, сейчас его часть стоит на Синайском полуострове. Я не видал его уже несколько месяцев. И Ари тоже. Когда ты с ним виделся, у него еще были обе ноги. Так одну он потерял в Шестидневную войну. В их джип попал снаряд прямой наводкой. Таки ему еще повезло, что он остался жив. Теперь он на государственной службе в Хевроне. Бумажная должность, сочиняет документы для местной администрации на новых землях Великого Израиля. Это для него не фунт изюму, сам понимаешь! Говорят, он собирается баллотироваться в кнессет на будущих выборах. Деревянная нога в израильской политической жизни дает не менее высокий рейтинг, чем деревянная башка.