Герой по вызову
Шрифт:
— Сегодня ночью мы как раз собираемся пересечь границу, — признался он. — Ты сможешь присоединиться к нашей группе.
— Премного благодарен.
— Но тебе придется облачиться в арабскую одежду. Мы дадим тебе подходящее платье. И было бы неплохо, если бы ты за оставшееся время успел выучить хотя бы несколько фраз на арабском.
Я ответил ему по-арабски, что мне это не составит большого труда.
— Только не пытайся меня уверить, будто ты умеешь править верблюдом! — удивленно воскликнул Цви.
— Я и не пытаюсь.
— Но тебе придется этому научиться. Мы выезжаем на восток, к Раммуну. Ты знаешь, что это такое? Городок недалеко от Иерихона, но поскольку его стен Иисус Навин не разрушал, про него мало кто слышал. Древний городишко, откуда ушли почти все жители, когда иорданцы сбежали с Западного берега. Там нас ждут наши верблюды.
Глава 8
В семнадцатом веке афганский вельможа по имени Али Мардан-хан публично проявлял свой патриотизм, финансируя возведение в разных местах Кабула архитектурных памятников во славу нации. Одним из крупнейших был крытый базар Чихар-Чата. Четыре его крыла-аркады имели 600 футов в длину и около 30 футов в ширину. Кабул, надо сказать, живописно расположен в долине, окаймленной с трех сторон высокими горными пиками. Город славится изумительной архитектурой, и Чихар-Чата по праву считался одной из жемчужин древнего афганского зодчества.
В 1842 году британский генерал Поллок, покидая Кабул, сровнял с землей базар Чихар-Чата в наказание за коварство афганцев. То есть буквально разрушил его до основания, чего не смогла бы сделать ни вся королевская конница, ни вся королевская рать…
Не могу винить генерала Поллока. Кабул каким был, таким он и остался. Коварный город.
За двадцать один час, что я провел в Кабуле, на мою жизнь покушались трижды.
Разве это не коварство?
Погодите, погодите… Разве Эван Таннер не был только что в Тель-Авие? Он еще чего-то там разглагольствовал про верблюдов…
Верно. С той лишь разницей, что это было не «только что», а почти месяц назад, и после верблюда (а если вы никогда в жизни не ездили на верблюдах, то не можете понять, какое это паскудное животное) были и ослы, и мулы, и кашляющие легковушки и хромающий грузовик, и многомильные пешие марши, а в довершение ко всему жуткая скучища… Ну, не совсем скучища. Трудно назвать скучной беседу с бандой курдских повстанцев у ночного костра. Не было мне скучно и в иранской деревушке в нескольких милях от Тегерана, где мне подали бараний мочевой пузырь, нафаршированный дробленой пшеницей с миндалем и урюком, причем блюдо оказалось в тысячу раз лучше на вкус, чем на слух. Не вселяли скуку и горные пейзажи в афганском Туркестане, равно как и певучие наречия населяющих эти места народностей (кое-какие из них были мне мало или совсем не знакомы), ну и сами люди, конечно.
Все бы ничего, но уж больно это путешествие затянулось. Хотя и ускорить события я никак не мог. Расстояния приходилось покрывать огромные, дороги там не дороги в нашем понимании, а козьи тропы, к тому же не имея при себе никаких нормальных документов, я вынужденно держался подальше от основных магистралей и, соответственно, был лишен более скоростных транспортных средств.
Так что путешествие оказалось отнюдь не коротким, мягко говоря. Оно отняло куда больше времени, чем требуется для краткого отчета обо всех событиях. Эти события свелись к почти полному отсутствию событий, и я в конце концов очутился в Кабуле, живой и здоровый. Но вот тут почему-то все решили, что я слишком задержался на этом свете и на то у меня нет никаких веских причин, и постарались эту ошибку Всевышнего скоренько исправить.
Я добрался до окраины Кабула затемно, и потом потратил еще целый час на то, чтобы попасть в центральную часть города. Я зашел в кофейню, где какой-то старик с растрепанной бородой и с зубами из нержавейки наигрывал на диковинном инструменте, представлявшем собой помесь ситара и мандолины. Я заказал чашку кофе — очень густого и очень горького — и похожее на плов варево из дробленой пшеницы со смородиной. Я встрял в круг игроков в триктрак, потом заказал еще кофе, и спросил у одного из играющих, не знает ли он человека по имени Аманулла.
— Я знаю Амануллу торговца рыбой, и Амануллу, сына Хади, книготорговца.
— Наверное, он имеет в виду Амануллу старьевщика, — предположил другой игрок.
— Или одноглазого Амануллу. Не этого ли Амануллу ты ищешь, kazzih?
Имя Аманулла в Афганистане, похоже, было такой же редкостью, как блоха на холке у дворняги. Кабул просто кишмя кишел Амануллами. Я стал объяснять, тщательно выговаривая каждое слово, потому что иначе я не в состоянии изъясняться на пушту (или пашту, или пашто, или пушто)… Кстати, в Афганистане говорят на пушту, и именно тем фактом, что это одно из наиболее — и необоснованно — усложненных азиатских наречий, я и склонен объяснять неграмотность большинства местного населения. Разумеется, большинство афганцев не умеют ни читать, ни писать. В пушту тридцать семь типов глаголов, тринадцать непереходных и двадцать четыре переходных. Разве кто-то в здравом рассудке сумеет разобраться во всей этой чепухе!
Ну так вот. Тщательно выговаривая каждое слово на пушту, я объяснил, что проделал путь в несколько сотен миль в поисках человека по имени Аманулла, и мало того, что я никогда его не встречал, так я еще и не знаю, как он выглядит.
— Мне неизвестно имя его отца. Знаю только, что Аманулла — дородный мужчина с седыми волосами, очень длинными седыми волосами. Он работорговец.
— А! — задумчиво изрек кибицер. — Так это же Аманулла Седовласый.
— Аманулла Работорговец, — подхватил игрок в триктрак.
— Вы не знаете, где его можно найти?
— Я такого не знаю, — твердо заявил мой партнер по игре.
— Он мне незнаком, — замотал головой другой.
Меня всегда интересовали черты сходства между старинным европейским водевилем и ближневосточными комическими сценками. Я вернулся к своему столику и заказал еще кофе. Потом я высыпал на столик несколько медяков из своего кошелечка и вышел на улицу. Я тщетно пытался на ходу засунуть кошелечек в складки моего обширного афганского халата, и дело кончилось тем, что тот упал на тротуар. Не халат, а кошелек.
Я нагнулся его поднять, и тут у меня с головы слетел тюрбан.
Ситуация была дурацкая. День стоял безветренный, во всяком случае слабый ветерок никак не мог сдуть тюрбан с моей головы.
— Что за черт! — пробурчал я в сердцах, хотя, скорее всего, на пушту это восклицание ничего не означает. Я развернулся, подхватил свой тюрбан и только тогда заметил торчащий из него кинжал.
Если бы я не выронил кошелек и не нагнулся за ним, этот кинжал проткнул бы мою спину, или шею, или еще что-нибудь…