Герой!
Шрифт:
Как кажется Вауну, Рокер не очень убедителен. Будто неуловимый туман недоверия поднимается над знатной аудиторией. Заскорузлые аристократы никогда не проявляют сердечности по отношению к революционным идеям.
— Вы рискуете судьбой целой планеты из-за одного человека! — рявкает Рокер.
Только хуже сделал — теперь ему придется придумывать что-то еще.
Ваун размышляет о том, что ждет его, если они откажутся от выкачки мозгов. Тогда он станет не более чем лишним свидетелем, и его бросят в тюрьму и продержат там до тех пор, пока Q-корабль не подвергнется проверке и не будет установлена истина. Прежде, чем это случится, большая часть свидетельств канет в туманных лабиринтах патрульной политики, тем более что ставки столь высоки. А если Рокер не прав, если экипаж и пассажиры — обычные люди… что тогда?
Он провел две упоительные недели с Мэви в раю Вэлхэла, но слизень с Путры не имеет отношения к возвышенному и блестящему миру власти. Вечно терпеть в Патруле его, естественно, не будут, и лучшее, на что ему можно надеяться, — что его вышвырнут назад в его болото. Собрание озабочено Приором. О благополучии Вауна никто ни здесь, ни где-либо еще не беспокоится… кроме Мэви, но, при всем благородстве своего происхождения, она для спейсеров не более чем девочка для развлечений. Краснорожий вдыхает аромат победы.
— В конце концов, — весело говорит он, — если людям на Авалоне пришлось боротьcя с этаким злом, то авалонское командование наверняка выслало бы нам предостережение. Радиоволны, наверное, побыстрее доходят, чем Q-корабли?
Рокер улыбается.
Прежде чем он успевает воспользоваться предоставившейся возможностью, Фрисд показывает, что она по-прежнему способна быть обоюдоострой.
— Лейтенант?
Ваун уже настолько заиндевел, что еле шевелит губами.
— Мэм?
— Отвечайте на возражение адмирала Хагара.
— Q-корабли движутся по кратчайшей линии, вдоль светового луча, мэм. Их сингулярности генерируют интерференции, препятствующие осуществлению радиосвязи между местом назначения и местом старта… мэм.
Детский лепет. Аудитория смущенно поеживается.
— Спасибо, — говорит удовлетворенная Фрисд. — Я так и думала, что есть какой-нибудь такой закон.
Лицо Хагара становится неимоверно пунцовым.
Адмиралиссимус кладет одну руку на колено своего спутника, другую на диван и легко встает. Она неторопливо подходит к Вауну, чтобы рассмотреть его с близкого расстояния. Ее сладкие алые губы еще сохраняют остатки улыбки, но то, что Ваун видит в ее глазах, приводит его в смятение. Интересно, с кем опаснее связываться — с ней или с Братством? Ошеломленный, Ваун понимает, что в настоящий момент над ним нависла еще большая опасность, нежели над Приором.
Фрисд смотрит на Вауна, но обращается ко всем. Ее голос — мурлыканье оголодавшего хищника.
— Мы обязаны помнить, что на карту поставлено нечто большее, чем судьба коммодора. Лейтенант Ваун?
— Мэм?
— Этот Q-корабль прибывает очень скоро. Возможно, он представляет собой серьезную угрозу нашей… нашей культуре. Адмирал Рокер доложил, что ты готов предпринять попытку подтвердить — или опровергнуть — враждебность их намерений.
Если это враги, то экипаж — твои копии.
Зеленые глаза замечают пот, бегущий по лицу Вауна, и удовлетворенно сверкают.
Фрисд тем не менее молчит, поэтому говорит Ваун:
— Мэм.
— В этом случае они, несомненно, сочтут тебя предателем, и ты окажешься в невероятной опасности.
Начинаются большие-большие вопросы. Хорошо — о, как же хорошо! — что Мэви тщательно его подготовила.
— Ты согласен взяться за это дело?
— Мэм.
— Зачем?
— Я предан Империи, мэм. Она сардонически улыбается.
— И в данный момент иного выбора у тебя нет, а? Если ты отказываешься сотрудничать — для тебя есть лабораторная клетка… верно?
— Мэм? — спрашивает Ваун так, будто бы искренне изумлен.
— Это понятно, что ты предпочитаешь оставить клетки своего тела сосредоточенными в одном месте, так что твое желание продолжать выполнять задание естественно. Лейтенант, наступит время, когда у тебя появится выбор. Ты свяжешься с Братством — допустим, что корабль является именно тем, чем он является по заверениям Рокера. Ты будешь изображать из себя коммодора Приора.
Ты будешь управлять космическим кораблем. Так скажи мне, ты по-прежнему будешь на нашей стороне, а не на их?
— Мэм, моя культура — это ваша культура. Меня не воспитывали, как члена Братства. Мэм, вам известно мое прошлое. Я ультиец и спейсер.
— Прекрасно подготовленный, — медленно говорит Фрисд.
Она отворачивается и шагает к окну. Все взгляды обращены на нее. То самое мастерство драматической актрисы, о котором упоминала Мэви.
Она говорит, не оборачиваясь, но ее голос, как и ее личность, заполняет всю комнату.
— Если же ты дезертируешь… что тогда? Братство вознаградит тебя, полагаю. Не могу представить себе, в чем бы состояла награда… а ты?
— Нет, мэм.
— Что бы это ни было, это будет что-то ценное, и мы должны предложить что-нибудь еще дороже. Мы должны предложить нечто настолько ценное, что они не смогут предложить больше.
Она резко разворачивается.
— Итак? Чего ты жаждешь, лейтенант? Я знаю, чего ищет в жизни большинство людей — власти, богатства и славы. Но все это для них совершенно ничего не значит. Отчасти для них это средство удовлетворить себя сексуально и-в конечном итоге — средство вырастить потомство в надежде на биологическое бессмертие. Ты фактически стерилен. Девчонок с двенадцатью хромосомами не существует. Какие обещания ты мог бы взять с собой, отправившись выполнять задание? Какой мотивацией тебя можно снабдить?
Слова произносятся чуть ли не в точности те, что предсказывала Мэви во тьме жарких ночей во время хладнокровных консультаций меж взрывами страсти.
Ваун играет, как она его учила.
— Властью, богатством и славой, мэм. Комната шелестит, как гнездилище гишсацев. Фрисд пристально смотрит на Вауна.
— Сколько славы? Сколько богатства? Сколько власти?
— Вы просите меня назвать точную цену, мэм?
— Разумеется, да.
Ваун делает глубокий вдох и думает, не последний ли это его вдох. Ну, Мэви, не ошибись!