Герой!

Дункан Дэйв

Каталог его почестей тянулся и тянулся, но Клинок, похоже, принял интерес Вауна за какое-то издевательство, ибо лицо его помрачнело, а губы побелели. Он продолжал приближаться.

В конце концов Ваун остановил ком.

— Ты хоть в чем-нибудь был не Первым? — поинтересовался он.

Клинок был уже в пределах досягаемости и слишком близко, чтобы одновременно следить и за пистолетом, и за глазами Вауна. Его взгляд неуверенно прыгал то вверх, то вниз. Следующее движение было бы откровенным насилием, и если в гимнастическом зале он частенько встречался с подобного рода ситуациями — это была реальность. Ваун не выказывал ни малейших признаков беспокойства, что его не успокаивало.

— Политическая история, сэр. Боевые искусства.

— Почему боевые искусства?

— Сломал руку, сэр.

Ему повезло, что его одноклассники только руку ему и сломали. Ваун бросил пистолет через плечо на кровать.

— Я бы не стал сражаться с Первым без необходимости. Знаешь что? Ты все же слишком ценен, чтобы тебя пристрелить! Братья бы немало заплатили за образец твоего генотипа: они постоянно стараются усовершенствовать свою схему.

Глаза парня блеснули, как случалось всякий раз, когда он подавлял гнев или то, что считалось бы гневом среди обычных представителей дикой расы. Однако в том, что он — человек, сомнений быть не может. Доггоцевские гномы уж проверили его клеточные ядра с предельной аккуратностью.

Ваун улыбнулся.

— Ну давай, бери меня силой. Я редко уступаю лейтенантам.

Насмешка наконец прозвучала вслух.

— Вам это легко, — грустно сказал Клинок. — Вы лучше от природы.

— А тебе это было сложнее? Ты был явно намного лучше других в школе.

— Нет, это не было легко, — по-прежнему спокойно сказал Клинок. — Я из кожи вон лез, черт, старался, каждую минуту. Еще когда мне было семь лет, я хотел стать похожим на адмирала Вауна настолько, насколько смогу.

Его мать была квартирмейстером в Хайпорте; он не хлебнул участи слизняка, подобно Вауну. Но никто, будучи столь успешным, как Клинок, не мог бы быть популярен и любим, даже будь он одарен чувством юмора и несколькими чисто человеческими слабостями. А в данный момент он явно собирался прыгнуть на Вауна.

— Ты столь совершенен, что тебе это во вред, — задумчиво проговорил Ваун.

— Мозги у тебя усохли от юношеских мечтаний о славе и героизме. И ты никогда не страдал от унижений, надо думать. А унижения так полезны для формирования характера. Уйди сейчас, потому что, если начну я, я, несомненно, окажу тебе услугу и выбью из тебя все это дерьмо.

Клинок широко улыбнулся.

— Я бы предпочел, чтобы вы ударили первым, сэр.

— Полагаешь, у тебя есть шанс?

— Никакого, сэр. Но я все же попытаюсь. Ваун должен бы быть сейчас взбешен не на шутку. Где его адреналин? У Клинка белые губы, но он не трепещет, и этого должно быть достаточно для того, чтобы разбудить в Вауне кровожадность.

— Я из тебя кашу сделаю.

— Я согласен, сэр. Сумасшедший, тупой самоубийца!

— Зачем? Ты знаешь, что замыслил Рокер? Клинок замешкался.

— Фейрн знает Куилда. Она говорит, что он авторитет в области пиподов, сэр.

Боги и планеты! Пиподы? У Вауна сердце замерло, застучало снова, но теперь не за счет бренди.

— Ой, вот что! — сказал он, передернувшись. — Понятно. Разумеется.

Какой мерзостный способ убийства!

— Сэр?

— Я объясню тебе, что замыслил адмирал. Он собирается скормить меня пиподам.

— Не похоже на правду, сэр. — Клинок чувствовал, что желание драки улетучивается из Вауна; он расслабился настолько, что смог облизать губы.

— Даже если ты поверишь мне, — вздохнул Ваун, — ты все равно попробуешь доставить меня ему, так?

— Да, сэр. Это мой долг, сэр. И ваш. Он именно это и хотел сказать. И он был хорошим стрелком. Слишком хорошим, неохотно согласился Ваун, для того даже, чтобы пострадать настолько, насколько пострадал от рук Вауна тот хамоватый лейтенант прошлой ночью. А если повторить это упражнение, то у Рокера появятся все нужные ему оправдания.

— Ладно, — сказал он устало. — Пойдем! Веди меня.

Представители дикой расы сражаются за территорию чуть ли не так же одержимо, как и за секс. Рокер посчитал, что завоевать обратно Вэлхэл, украденный у него давным-давно Вауном и Мэви, — чистое веселье.

***

В своей новехонькой форме лейтенант Ваун стоит по стойке «смирно» настолько прямо, что, кажется, вот-вот зазвенит, как струна. Каменным взором он смотрит перед собой в большие хрустальные окна, на бескрайний океан за ними, бегущий навстречу небу. Вокруг него огромная зала блещет мебелью и утварью, а также медалями и нашивками захватчиков. Наваленные как попало по креслам и диванчикам, тут собрались набобы и сегуны планеты, адмиралы ультийского главнокомандования. Они в бешенстве пялятся на совершенную копию коммодора Приора, которого знали так давно.

Власть и богатство.

Несомненным центром этой кучи властителей является адмиралиссимус Фрисд собственной персоной. Ее форма сияет ярче прочих, блещет украшенными драгоценностями орденами и медалями; один взгляд ее зеленых глаз может заставить замолчать даже Рокера. Рядом с ней на диване сидит несообразно скромный капитан с толстой шеей и длинными ресницами. У него чересчур широкие плечи галорианца, а ее тонкая рука покоится на его бедре.

Мэви рассказала Вауну о Фрисд. Ей двести тридцать лет, может быть, даже двести сорок; более века она была адмиралиссимусом и безжалостно истребляла всех потенциальных преемников. Часто меняет любовников и кичится ими, как доказательством своей неувядаемой жизненной силы; упивается скандалами.

Ваун не слишком хорошо видит Фрисд, глядя прямо поверх ее головы, но был бы более чем согласен способствовать ей в учинении скандалов. Великолепно! Эта мысль напоминает ему о Мэви и о ее прощальном поцелуе, когда ему было предписано предстать перед сей комиссией.

Сейчас совет ждет комментариев адмиралиссимуса.

— Да, сходство потрясающее, — говорит она в конце концов. У нее низкий и хриплый голос. — Скажите что-нибудь, лейтенант. Можно Клятву Верности.

Монотонно, словно автомат, Ваун повторяет древние слова.

— Акцент, конечно, не тот. Но это мы подправим. Вольно, лейтенант.

Это значит: «Посмотри на меня!», и Ваун подчиняется.

Фрисд еще некоторое время разглядывает его, а потом убирает руку с бедра капитана.

— В чем ты отличаешься от настоящих людей мужского пола, лейтенант?

Кранц! На что она намекает?

— Только в некоторых биологических тонкостях, мэм, насколько мне известно.

Я так понимаю, что у меня меньшее число хромосом… типа того.

— То есть, невооруженным глазом ничего невозможно заметить?