Геройский поступок
Шрифт:
Было страшно - с каждым новым брусом высота подо мной все увеличивалась. Было тяжело: прицеливаться, бросать, лезть. Было скользко: скользили ладони по веревке и сандалии по гнилой поверхности дерева и камня. От постоянных усилий взмокла спина. Было прохладно: сквозь провалы окон в пустотелой башне вовсю гулял ветер. И чем выше я забирался, тем реже становились ближайшие кроны, и тем сильнее и холоднее был вечерний ветер.
Но я не сдавался. Чтобы подбодриться, я тихо напивал себе под нос:
–
Он пошел за Жизнь-травой, храбрый он такой.
Выдрался на башню он, страхи все презрев.
Вот такой Кантариэль. Смелый он, как лев.
Сюжет и рифма так себе. Но ведь не это сейчас главное, верно?
Третий этаж. Маленьким ножом я привычно ободрал с камня скользкий мох, подтянулся на руках и удобно уселся, прижавшись спиной к холодной стене. Очень хотелось посмотреть вниз, но я знал, что этого делать не следует.
Басовитое треньканье за плечом. Цикута, кто же еще. Вот для кого взлет на такую высоту пара пустяков.
– Ты молодец, - осторожно сказала она, видя мое раскрасневшееся лицо и дрожащие от напряжения руки.
Я ухмыльнулся.
– Мы, герои, все такие, - едва отдышавшись, ответил я.
– Где цветок?
– Там, - она кивнула маленькой, словно игрушечной, головкой.
– На левой стороне башни.
Я скривился. Правильно. Я-то лез на правую сторону. Но не по ошибке. Сюда было легче забраться. На много легче. Внутри левой стороны все дерево выгнило напрочь, а камни почти невидимы за слоем лишайника. Негде там зацепиться. Просто негде.
– И как же ты туда забрался?
– спросил я у невидимого пока еще цветка.
– Полезешь дальше?
– тревожно спросила Цикута. Переживала. Переживала? Да ну!
– Герои не сворачивают с выбранного пути, - смело заявил я.
Цикута промолчала. Это показалось мне весьма странным.
Последний рывок. На расстоянии вытянутой руки квадрат проема, что раньше служил входом на площадку башни. Я протянул усталые руки, вцепился в холод камня, подтянулся и перебросил тело.
Выпрямился. Теперь я стоял на остатках смотровой площадкой.
А надо мной синело предзакатное небо.
Я улыбнулся и развернулся назад.
И вновь нахмурился.
Круглой крыши-площадки башни больше не существовало. От нее осталось лишь две небольшие площадки, два выступа-зубца - левый, и правый. И на левом, по какой-то прихоти судьбы, на кучке занесенной ветром земли, укоренилась и пробилась к свету уникальная трава.
Я пригляделся к Жизнь-траве и мое сердце от отчаяния замерло на несколько секунд. В его ложе-корзиночке трепетал последний, единственный янтарный хохолок. Я замер от волнения. Еще один порыв ветра, еще одна, или пару минут, - и редкостная Жизнь-трава обратиться в обычный пырей.
Нужно было срочно что-то предпринять. Но между мной и моей целью лежала пропасть. Шириной в четыре шага, а глубиной... глубиной в четыре этажа.
Вновь басовитый стрекот крыльев. Цикута уселась рядом, вцепившись всеми лапками в острый кусок камня, силясь противостоять неслабому ветру.
– Она?
– осторожно поинтересовалась стрекоза.
– Она. Жизнь-трава, - уверенно ответил я, так же тихо, словно боялся чего-то. Казалось, от страха мое сердце вовсе перестало биться.
– Остался один хохолок, - зачем-то уведомила она меня.
– Вижу, - мрачно отозвался я. Верно. Мешкать было нельзя.
– Хочешь прыгнуть?
– спросила она.
Я подытожил свои размышления.
– Лассо бросить некуда. Перелезть нельзя. Зацепиться не за что. Осталось только прыгать. Эх, жаль, что у тебя лапки, а не руки. Дал бы тебе серп, а ты... Значит, придется прыгать.
Цикута осторожно перебралась к краю провала.
– Ширина слишком большая. А камень слишком слаб. И мокр. И у тебя нет места для разбега, - все так же тихо продолжала она.
– Иначе бы это не было геройским поступком, - как можно более уверенно заявил я. Но сердце мое дрогнуло.
– Кан, не надо, а?
– вдруг жалобно произнесла напарница.
– Ты можешь разбиться.