Гетманы Украины. Истории о славе, трагедиях и мужестве
Шрифт:
Через несколько дней, после очередной ссоры гетмана с русскими, Выговский снова приходит к Бутурлину и уговаривает не гневаться на неудачные переговоры с гетманом: «...дескать, и вы бы на это не сердились, потому что гетман сильно болен. А что он в тяжкой своей болезни запальчиво говорил, то это ему следовало бы простить. В несчастье своем ныне на всех сердится, нрав у него такой, и нас всех бранит, почти и подойти к нему нельзя»53.
Оправдывая Хмельницкого, Выговский продолжал и свои неформальные отношения с русскими. Так, Бутурлин попросил его показать дипломатические письма к Хмельницкому. И писарь ответил на это: что даже если он от гетмана в чем-нибудь пострадает, но все равно готов великому государю служить. И в
Информация Выговского была для русских бесценна. Когда Бутурлин пытался получить от подписков (помощников) Выговского детали шведско-украинских переговоров, они объяснили, что все эти переговоры вел лично писарь тет-а-тет, на латыни.
Но было бы неверно преувеличивать лояльность Выговского к Москве. Бутурлин был очень раздражен из-за заключенного Хмельницким без уведомления Москвы договора со Швецией и Трансильванией. Писарь на это заметил: «...как царь в своей земле царь, так гетман в своей земле князь или король, он свою страну саблей добыл и из ярма освободил... Если хотите – сохраняйте дружбу и живите с нами по-доброму, если нет – будем бороться и нашлем на вас татар, шведов и венгров»55. Правда, об этой словесной перебранке мы знаем только от венгерского посла, а в официальных отчетах русских послов она отсутствует…
События 1656–1657 годов давали отличную возможность Выговскому доказать свою преданность Москве и попытаться сместить Хмельницкого. Это был тот реальный путь получения булавы, путь, который впоследствии с успехом использовали Пушкарь, Брюховецкий и многие другие украинские политические деятели. Но Выговский никогда не доносил в Москву о планах военного похода против Польши или о негативной реакции Чигиринского двора на Виленский договор. Наоборот, всегда активно поддерживал действия гетмана.
Честолюбивый, порывистый Выговский никогда в своей жизни не опускался до того, чтобы, делая карьеру, пресмыкаться перед сильными мира сего. Наоборот, часто вел себя гордо и вызывающе, чем вызывал злобу у многих русских воевод, а позднее – ненависть поляков. Вплоть до смерти Богдана Хмельницкого он предпочитал оставаться верным лично гетману и его политике в целом (включая независимую дипломатию), нежели с помощью Москвы (или какой-нибудь другой «третьей» партии) добиваться булавы.
С точки зрения царского правительства Хмельницкий и Выговский, оказались далеко не самыми удобными лидерами Украины. Вместо того чтобы слепо следовать воле царя и помогать в решении внешнеполитических задач, довольствуясь внутренней автономией, они вели собственные независимые дипломатические игры, которые подчас нарушали планы Москвы и соответственно нервировали ее.
Не удивительно, что постепенно русские послы перестали делать различие между своевольным гетманом и его писарем, о влиянии и роли которого они были прекрасно осведомлены. Москва была неприятно шокирована независимой и своевольной политикой Украинского гетманства.
В первый раз недовольство Москвы Выговским проявилось, когда он обратился с просьбой к царю передать ему белорусские имения его жены Елены Стеткевич. Дело в том, что его сварливый тесть умер, и жена Ивана Елена становилась единственной наследницей богатых поместий. Еще в июне 1657 года в разговоре с воеводой Ф. Бутурлиным Остафий Выговский (отец Ивана) осторожно намекал, что его сын женился на дочери Богдана Статкевича, «у которых маетности в Оршанском повете», и они-де «хотят бити челом... чтоб его царское величество пожаловал, велел маетности их дати им так же, как его царское величество милость и жалованье и к иным шляхтичем». Он имел в виду поляков, которым разрешили вернуться в их бывшие белорусские владения. Двумя неделями позже уже сам Иван Выговский повторил свою просьбу, подчеркнув при этом, что сам всегда преданно
Трудно сказать, почему в царском окружении решили отказать влиятельному писарю в его вполне законной просьбе. Возможно, из-за попыток гетманской администрации распространить свою власть на Белоруссию (чему Алексей Михайлович категорически противился). А может быть, сказалась досада на слишком независимое от Москвы поведение Выговского.
К лету 1657 года здоровье Хмельницкого резко ухудшилось, и уже отчетливо встал вопрос о преемнике. Всегда адекватно мысливший гетман, поддавшись родительским чувствам, пожелал, чтобы булава досталась его младшему сыну Юрию Хмельницкому. Кандидатура была совершенно неподходящей. Болезненный, слабый и юный (ему было всего 16 лет) Юрий был скорее склонен к монашеству, чем к правлению. Понимал это и Выговский, понимали это и другие старшины. Тем не менее, на раде в середине мая преемником избрали Юрия.
До нас дошел эпизод, относящийся к лету 1657 года. Хмельницкий узнал, что часть казацкой старшины желала отдать булаву не его сыну, а Выговскому. Тогда Богдан «писаря перед собою велел росковать по рукам лицом к земле, и держать его не мало не целой день, покаместа у него гетмана Богдана Хмельницкого сердце ушло. А он де Иван, лежа на земле, все плакал, и гетман де его простил»57. Возможно, этим гетман хотел напомнить писарю, как тот был прикован к татарской пушке в 1648 году и кому он был обязан своим спасением и высоким положением.
Но даже тяжкое, унизительное наказание и страх, который испытывали перед Богданом все в его окружении, не истребили желания Выговского стать гетманом. Он четко понимал реальную возможность, открывавшуюся перед ним в связи с болезнью гетмана, а его честолюбие (возможно – и жена) еще больше подталкивало его к булаве. Справедливости ради надо признать, что в 1657 году Выговский объективно был практически единственной кандидатурой, способной стать достойным преемником Хмельницкого, поддерживать высокий уровень дипломатических отношений и сохранять силу и единство Украинского гетманства. По крайней мере, будущее показало, что Юрий Хмельницкий таковой фигурой не стал.
В июле 1657 года Богдан умер, и Выговским овладело лихорадочное желание прорваться к верховной власти. Не скрывая амбиций и намекая на серьезную поддержку, писарь говорил венгерскому послу, что если после похорон его выберут правителем, он примет это, только если вся старшина ему присягнет. Московский царь также писал ему, что отдаст Украину Выговскому в руки – чтоб он ею распоряжался58.
Пятого сентября 1657 года (н. ст.), сразу после похорон Богдана Хмельницкого, Выговского избрали на Чигиринской раде гетманом – правда, «до тех мест, покамест взмужает сын гетманской Юрья Хмельницкой». Выговский кокетливо уверял русских, что он «от того уряду отговаривался», «де того и не хотел, да не мог де ослушатца войска»59. А 6 сентября (н. ст.) он уже подписывает универсал как «гетман Войска его царского величества Запорозким»60.
В литературе широко распространено глубокое заблуждение, что Выговский принял от Богдана Хмельницкого цветущее и успешное гетманство, которое затем своим правлением довел до Руины. На самом деле булава досталась Ивану в крайне тяжелый для Украинского гетманства момент. Смерть Богдана практически совпала с крахом его внешней политики. Заключение невыгодного Украине русско-польского Виленского перемирия, участие в войне на тороне Трансильвании и резкое ухудшение отношений с Москвой, военное поражение союзников Хмельницкого шведов и венгров – все это привело гетманскую дипломатию к сложно преодолимому тупику. К тому же мирная передышка (прекращение военных действий на собственно украинских землях) обострила проблемы с оставшимися не у дел «показаченными», т. е. примкнувшими к казакам в ходе восстания Хмельницкого крестьянами.