Гибель богов
Шрифт:
– Какое это теперь имеет значение? – махнул рукой епископ. – Врач из Москвы… Да нет, милейший. Вы именно князь киевский Владимир. Пока еще не Владимир Святой, но скоро будете, уверяю вас. Все к тому идет, как видите. Быть вам святым. А врачом из Москвы вы были раньше, можете забыть. Я ведь забыл о том, что меня звали Николай Константинович и что я выпускник Новороссийского университета по физико-математическому факультету. Напрочь забыл, и вы забудьте. Какое это теперь имеет значение?
– Вы учились в Новороссийске? –
– При чем тут Новороссийск? Откуда там университет? Я учился в Одессе. Университет так и называется – Новороссийским. Одесса же в Новороссии, вы что – не знали?
– Конечно, не знал, – тоже раздражаясь, ответил я. – Я знал, что Одесса находится на Украине.
– Где? На Украине? – изумленно пробормотал Николай Константинович. – Это что такое: запорожские казаки так самоопределились? Да вы из какого времени, милостивый государь?
– Из две тысячи двенадцатого.
– А-а-а… А я провалился сюда из тысяча восемьсот девяностого. Как видно, с моего времени до вашего немало изменений произошло. Так ведь?
– Немало, – сдержанно ответил я.
Николай Константинович Апачиди родился в Симферополе, затем учился в университете в Одессе, а когда закончил его и получил диплом, то приехал к дяде и тете на берег моря отдохнуть. Пошел купаться на пустынный берег возле старинных развалин древнего Херсонеса и потерял сознание. А когда очнулся, то город Херсонес предстал перед ним во всем своем величии.
– А кому здесь нужен выпускник университета? – сказал епископ. – Но мне же нужно было как-то выживать. Когда я, к своему ужасу, убедился, что застрял здесь надолго, пришлось думать, чем заниматься. Мой отец – священник, и я, конечно, неплохо знал богослужение.
– И вы живете здесь уже пятьдесят лет? – уточнил я, не веря своим ушам. – Неужели так долго?
– За это время я успел стать епископом Анастатом, – улыбнулся старик. – Сразу после провала сюда мне приснился сон.
– Ваш отец?
– А вам тоже является отец, да? – переспросил Анастат, утирая с морщинистого лба набежавший пот. – Видимо, это так уж положено, чтобы Непознанное являлось непременно в виде отца. Так вот, отец сказал мне, чтобы я жил тут спокойно и ждал. И что, когда станет нужно, он сообщит мне, что надо делать.
Должен сказать вам, – старик пристально посмотрел мне в глаза, – что за все пятьдесят лет отец мне больше не являлся. Я уж подумал, что умру здесь, так и не поняв, что произошло и зачем я сюда заброшен. А неделю назад снова сон, и снова отец. Он сказал мне, что я должен помочь киевскому князю Владимиру взять Херсонес. Сначала я испугался. Ведь за эти годы прошла вся моя жизнь, и я полюбил Херсонес – это мой город, мои прихожане, я их всех знаю… Как же предать их? Да еще кому? Князю-язычнику…
– А вы разве не проходили в школе по истории,
– Ну-у, – протянул старик. – Теперь-то я уже понимаю. Я даже вспомнил, но раньше – нет. Я ведь закончил реальное училище, а там историю не слишком подробно проходили. А теперь я вспомнил, что, видимо, это я должен крестить вас в христианскую веру. Что ж, я готов.
Теперь все стало окончательно ясно. Можно сказать, дальнейшие шаги были отчетливо видны.
– Ладно, – сказал я, видя, что старик изнывает от жары в душном шатре и под своими тяжелыми парадными одеждами. – Как говорится, подробности письмом. Скажите мне теперь быстро, где Любава.
– Кто? – не понял господин Апачиди.
– Ну, Любава, ваша рабыня. Она должна жить в вашем доме, – твердо сказал я. – И не вздумайте отпираться. Канателень, тоже бывший ваш раб, сообщил мне, что Любава у вас.
– А, – вздохнул старик облегченно. – Я-то уж испугался. Канателеня я только что видел возле вас. Удивительно упорный субъект. Закоренелый в грехах своих. Он ведь сбежал именно потому, что не хотел креститься. Он вам говорил? Ну да… Вот уж он будет удивлен скоро.
Старик хихикнул.
– А вы говорите об Анне. Она по-прежнему живет у меня в доме, так что не извольте беспокоиться. Я обратил ее, и она приняла святое крещение с именем Анна. Я так назвал ее в честь Анны-Пророчицы…
Я не мог поверить своим ушам. Любава крестилась? Любава-Сероглазка теперь стала Анной? Немыслимо!
Внезапно в мое сердце закралось страшное подозрение. Епископ сказал, что он ее обратил. А каким образом он ее обратил? Какие аргументы припас?
– Крестили ее? – дрогнувшим голосом переспросил я, и лицо мое заметно исказилось. – А еще что вы с ней сделали? Отвечайте!
Мысль о том, что похотливый старик касался моей Любавы своими трясущимися руками, убивала меня. А она отвечала на его ласки? Может быть, у них даже завязалась любовь? А почему бы и нет? Всякое бывает…
Епископ увидел мое лицо и сразу догадался. А догадавшись, рассмеялся.
– Да нет, – сказал он. – Смешно даже, что вы такое себе вообразили. Ну и фантазии у вас! Я же епископ, и мне семьдесят лет.
– Подумаешь, епископ, – беря себя в руки, возразил я. – Про епископов много чего известно.
– В две тысячи двенадцатом году – тоже? – грустно улыбнулся преосвященный Анастат и покачал головой. – Видно, это у нас профессия такая. Во все времена про нас все известно. Прямо беда…
– Но вот что я вам скажу, – вдруг заметил он, доверительно кладя руку мне на колено. – Вы ведь врач, да? Так вот, я вам признаюсь. Я не смог бы ничего сделать с вашей Любавой, даже если бы захотел. Видите ли, у меня врожденный фимоз. Вам как врачу хорошо известно, что это такое.