Гибель буревестника
Шрифт:
– Нет, нет, Зинуля. На душе тошно.
Он в упор уставился на Сергея Семеновича:
– Серега, объясни дураку, что происходит? За кражу горстки зерна – в тюрьму упекают. А у вас – ужас! Не в моем это понимании. За что я воевал?
Директор долго молчал.
– За годы войны народ изголодался. В твоем колхозе хлеб-то рядом. Вот и тянут.
– Так детей кормить надо.
– Вы трудодни зарабатываете, почитай, ежедневно хлебушко в кубышку складываете. Осенью с вами рассчитаются.
– Прости, до осени
– Рассчитывай, не смог что-то сохранить – проси аванс.
– Эх, Серега, Серега, как ты далек от наших проблем. Вы зарплату деньгами получаете. Пошел в лавку – купил не только хлебушка, но и детишкам конфет.
– Потерпи, Егор. У вас все наладится. Заживете – мы будем вам завидовать.
– Фантазер ты, Сергей. Не за то мы воевали, чтобы наших жен и братьев в советские лагеря отправляли. С какой стати убили вашего работника?
– Егор, завод на военном положении. За брак – отвечай. Конечно, жалко слесаря, но он сам на чекиста полез с железякой. Я понимаю, с ним случился приступ отчаяния. Давай вернемся к нашему разговору лет через десять.
Провожали семейство Гредневых с грустью. Понимали, не скоро увидятся. Александр Владимирович часто хворал, Галина Петровна тоже не блистала здоровьем.
На прощание дед подарил Сашке с Мишкой добротные брюки на двоих да пару рубашек. Валентина улыбалась:
– Папа, мамуля, спасибо вам. Им в школу не в чем ходить. Мишка учится в первую смену, надевает единственные штаны да ботинки. Сашка – во вторую. Он снимает с брата одежку и в ней бежит на занятия. Теперь будет благодать. У каждого своя надевка.
Егор не удержался:
– Пацаны ведь, могут и порвать что-либо.
Валентина отрезала:
– Пороть буду нещадно. Надо с детства приучать к дисциплине и всему прочему.
– Чему прочему? – засмеялся Егор.
– Дурак ты, Горушка, – с любовью обняла мужа Валя.
Глава пятая
Пантелей вызвал Егора. Разговор начал без предисловий:
– За гвозди спасибо! Но я о другом. Между четвертым и пятым отделениями есть клин земли, почитай, не паханная целина. Его нужно поднять за неделю.
– Ты с ума сошел, председатель. У меня в бригаде шесть тракторов, и те на ладан дышат. Там работы, почитай, на месяц.
– Я понимаю, но это распоряжение райкома партии. Вас будут три раза кормить. Ночевать – на стане. Думаю, часика четыре на отдых хватит.
– Но, Пантелей…
– Никаких «но». Семь дней, и ни секунды больше. Потом снег ляжет, вас же другие дела ждут.
– Кормить будете, как всегда, водичкой, заправленной крупой, да требухой?
– Угадал. Договорились с соседним мясокомбинатом. Нам по мере необходимости выделят поросячьи кишки, бабы наши их обработают. Чем не мясо?
Егор поморщился:
– Так-то оно так, но ты изверг, председатель.
Пантелей
– Какой есть. По рукам?
Мужчины крепко пожали друг другу руки, и Егор направился домой.
Валентина встретила мужа, в глазах хитринка:
– Угадай новость.
– Кто-то из пацанов пятерку получил?
– Вот и нет.
Она прижалась к мужу:
– На сносях я.
– Как?
– Думаю, девочка у нас родится.
Егор закружил вокруг себя жену. Та слабо отбивалась:
– Пожалей нас, поосторожнее верти, медведь ты эдакий.
Весь разговор слышал сын Саша. Он заорал:
– Ура! У нас появится сестренка. Назовем ее Люба.
– Почему Люба? – спросила мать.
– Мы все ее будем любить, а она – нас.
Увидев, как отец собирается в поле, Саша робко спросил:
– Возьми меня с собой.
– Еще чего. Учиться кто будет?
– Нас временно отпустили по домам.
– На каникулы?
– Нет, училка сорвалась в город домой.
– Расскажи подробнее.
Сын, смущаясь, поведал:
– На русский язык Софья Петровна пришла в коротком платье.
– Что в этом плохого?
– Сережка Беззубов прополз между партами, устроился под ее столом и заглянул под юбку.
Егор, сдерживая улыбку, сказал:
– Нехорошо это, даже отвратительно. Дальше-то что?
– Училка вытащила Серегу из-под стола, надавала пощечин. Он заверещал, как баба. Здесь появился директор. Не разобрался, наорал на Софью. Она и сквозанула до дому.
– Понятно, сын. Вернется твоя училка. Пока собирайся со мной. В помощники возьму на трактор.
Валентина возразила, но Егор отрубил:
– С малолетства пусть приучается к труду. Глядишь, и под юбки девок начнет заглядывать попозже. Да возьмем с собой Серегу, его батя на войне сгинул, мать будет не против, немного трудодней заработает. Я сам схожу к Беззубовым, с тобой сына мать не отпустит.
Егор попил чаю, оделся, вышел во двор. За ним увязались оба сына.
Беззубовы жили через несколько домов, на берегу реки. Подходя к ним, услышали душераздирающий детский крик. Егор рванул калитку и остановился как вкопанный. Мать Сереги Евдокия нещадно била сына широким ремнем. Оба плакали: мать – от горя, сын – от боли.
Егор опустил руку на плечо Евдокии:
– Успокойся, соседка.
Женщина опустилась на землю:
– За что мне такие лишения? Троих тяну, тяну одна, а они растут непутевыми.
Егор тихо возразил:
– Вспомни наше детство, Евдокия. Мы похлеще дела творили. Деда Прохора не забыла? Ты своими руками пьяному подложила под задницу ужа. Ох и верещал он! Потом и ты получила. Отец лупцевал тебя таким же ремнем.
– Ну, – возразила женщина и засмеялась. – Это война всю память отшибла. Прости меня, сынок. Больше так не поступай.