Гибель царей
Шрифт:
Лицо Красса исказилось от злости. Многие сенаторы задолжали ему столько, что не упустят возможности погасить кредит за счет его жизни. Он представил себе, с какими благочестивыми лицами они будут обсуждать его участь. С тех пор как уехал Помпей, Красс начал лучше понимать груз ответственности, лежащий на плечах полководца. Не с кем посоветоваться, не у кого спросить, решения приходится принимать самому.
Он подошел к карте, провел ногтем по узкому перешейку, расположенному в носке итальянского «сапога».
— Мы запрем их здесь, пока не придут свежие легионы, — произнес
Двадцать миль земли, которую нужно перелопатить. Раньше ничего подобного не строили, и римляне станут рассказывать о рве Красса своим детям. О том, как он перегородил перешеек валом.
Красс все водил ногтем по карте, и на пергаменте появилась темная линия.
Мятежники окажутся в ловушке. А если Помпею не удастся собрать флот из галер, и они все же спасутся? Тогда Красс станет посмешищем для всей страны. Люди скажут, что он стерег поля от разбойников.
Красс покачал головой, собираясь с мыслями, сел и задумался.
Задержавшись из-за казни Катона, Помпей гнал греческие легионы на юг без отдыха. Это были ветераны, прослужившие на дальних границах, преимущественно гастаты и триарии, а также немного молодых солдат. В первый же день легионеры прошли по Аппиевой дороге тридцать пять миль. Помпей знал, что темп снизится, когда они вынуждены будут свернуть с мощенного камнем пути, но если даже рабы забились на самую южную оконечность полуострова, он приведет туда легионы менее чем за две недели.
Юлий ехал рядом с Каберой. Как и Помпей, они меняли лошадей через каждые двадцать миль на дорожных станциях. Полководец задумчиво посматривал на молодого трибуна. С того момента, когда они вместе наблюдали за казнью Катона на Форуме, Помпей и Цезарь перекинулись лишь парой фраз. Юлий словно стал другим человеком. Внутренний огонь, пылавший в нем, когда он принимал Десятый и который так встревожил Помпея, погас. Цезарь стал равнодушен, и лошадь косила на него глазом, удивляясь, что всадник совсем не управляет ею.
Ежедневно Помпей внимательно присматривался к Юлию. Он знавал людей, которые совершенно ломались после пережитой трагедии, и, если Цезарь больше не годится в командиры легиона, он, не колеблясь, сместит его с должности. Марк Брут ей вполне соответствует, кроме того, Помпей в тайне признавался себе, что Брут, в отличие от Юлия, никогда не будет представлять опасности для него самого. Цезарь перехватил контроль над Перворожденным, но сумел остаться другом Брута, и это говорит о его способностях. Возможно, от него лучше избавиться сейчас, пока молодой трибун слаб и полностью не оправился после убийства жены.
Помпей посмотрел на широкую дорогу, уходящую вдаль. У Красса не хватит духу напасть на рабов; он знал это с того мгновения, когда его имя произнесли в сенате. Победа принадлежит только ему, она позволит объединить все фракции сенаторов и получить власть в Риме. Где-то там, далеко, флот галер блокирует побережье. Хотя рабы об этом еще не знают, с восстанием покончено.
Спартак стоял на прибрежном утесе, глядя, как галеры окружили и подожгли еще один корабль.
Море буквально кишело римскими судами, они вспенивали воду веслами и отчаянно маневрировали, стараясь не столкнуться. Настигнутым пиратским кораблям не давали пощады. Слишком много лет галеры безрезультатно гонялись за морскими разбойниками, и теперь экипажи отводили душу, уничтожая суда и расправляясь с командами. Некоторые триремы брали на абордаж, но чаще, зажав пиратский корабль двумя-тремя галерами, поджигали его, и разбойники либо погибали в пламени, либо с воплями бросались в воду. Очень немногие уцелевшие триремы быстро уходили в открытое море, унося с собою последнюю надежду армии восставших на спасение и свободу.
Прибрежные скалы покрывали толпы рабов, наблюдавших за гибелью пиратского флота. С моря дул свежий соленый ветер. Меж камней пробивалась свежая ярко-зеленая весенняя травка, в лица били капли мелкого дождика.
Спартак обвел взглядом свою оборванную армию. Все изголодались и устали, людей придавило осознание того, что великий поход через всю страну закончен. И все же он гордился ими.
Крикс повернулся к вождю мятежников и устало посмотрел ему в глаза.
— Отсюда нет пути, ведь так?
— Думаю, что дороги нет. Без кораблей нам конец, — ответил Спартак.
Крикс посмотрел на окружавших их людей, безнадежно застывших под дождем.
— Жаль. Надо было идти через горы, — горько произнес он.
Спартак пожал плечами и усмехнулся.
— И все же мы заставили их побегать. Клянусь всеми богами, наши мечи попробовали римской крови!..
Они надолго замолчали. Далеко в море догорали или спасались от погони последние пиратские триремы, по глади волн на длинных веслах сновали римские галеры. Дым от горящих остовов кораблей поднимался в дождливое небо, черный и горячий, как сама месть.
— Антонид сбежал, — неожиданно сообщил Крикс.
— Я знаю. Он приходил ко мне ночью, просил золота.
— И ты ему дал? — спросил Крикс.
Спартак вновь пожал плечами.
— Почему бы и нет? Если сможет бежать, я желаю ему удачи. Нам здесь делать нечего. Ты тоже можешь уйти. Возможно, кто-то спасется поодиночке.
— Антонид не пройдет мимо легионов. Мы отрезаны от страны этим проклятым валом.
Спартак поднял голову.
— Значит, прорвемся через него и рассеемся. Я не стану ждать, пока они придут и перережут нас, как овец. Пусть люди соберутся теснее, Крикс. Разделим золото, чтобы у каждого было несколько монет, и попробуем прорваться еще раз.
— Они нас настигнут, — возразил Крикс.
— Всех не поймают. Страна слишком велика.
Спартак протянул ладонь, и Крикс крепко сжал ее.
— До встречи, Крикс.
— До встречи.
Стояла безлунная ночь, укрывшая рабов от глаз легионеров, что стерегли глубокий ров и вал, протянувшиеся от моря до моря. Когда Спартак увидел их, он молча покрутил головой от удивления, словно не веря своим глазам. Какую глупость совершили римляне, надеясь таким образом запереть рабов! Впрочем, враги проявили к восставшим нечто вроде уважения. Римляне не посмели напасть, а предпочли отсидеться за валом, посматривая на противника.