Гибель гигантов
Шрифт:
— Даже Италия хотела бы отнять у Австрии Трентино… — начал Вальтер.
— Где большинство говорит по-итальянски! — воскликнул синьор Фалли.
— …И большую часть Далмации…
— Где кругом — венецианские львы, католические церкви и римские колонны!
— А еще Тироль, провинцию с давней историей самоуправления, где большинство людей говорит по-немецки…
— Это стратегическая необходимость.
— Разумеется.
Фиц оценил, как изящно Вальтер сумел заставить представителя каждой страны подтвердить — в той
Наконец Вальтер спросил:
— На какие же территории притязает Германия? — Он оглядел сидящих за столом, но никто ему не ответил. — Ни на какие! — торжествующе провозгласил он. — А кроме Германии, в Европе есть лишь одна большая страна, которая может о себе сказать то же самое — Великобритания!
Гас Дьюар передал по кругу портвейн и сказал, по-американски растягивая слова:
— Я думаю, это правда.
— Так зачем же, Фиц, мой старый друг, — заключил Вальтер, — с какой стати нам воевать?
В воскресенье утром, еще до завтрака, леди Мод послала за Этель.
Этель пришлось сдержать вздох досады. Она была ужасно занята. Было еще рано, но у прислуги уже вовсю кипела работа. Прежде чем гости встанут, нужно вычистить все камины, развести огонь, наполнить ящики углем. Все главные помещения — обеденный зал, утренняя гостиная, библиотека, курительная комната и еще несколько сравнительно небольших гостиных — должны выглядеть чисто и красиво. Этель, когда ее позвали, осматривала цветы в биллиардной, заменяя увядшие. И хоть ей очень нравилась сестра Фица, она все же надеялась, что Мод не собирается занять ее каким-нибудь трудоемким делом.
Когда Этель только пришла работать в Ти-Гуин, ей было тринадцать, и она не могла относиться к семейству Фицгербертов и их гостям как к обычным людям: они казались ей сказочными персонажами — и она их ужасно боялась. Она дрожала от страха при мысли, что сделает что-нибудь не так и потеряет работу, — но с другой стороны, ей очень хотелось рассмотреть этих диковинных людей поближе.
Однажды судомойка велела ей пойти в биллиардную и принести тантал. Этель так испугалась, что даже не спросила, что это такое. Войдя в комнату, она стала оглядываться, надеясь, что этот тантал сразу бросится ей в глаза — ну, как поднос с грязной посудой. Но не увидела ничего, что явно требовалось отнести вниз, и в конце концов расплакалась. В это время в комнату вошла Мод.
Мод была тогда неловким пятнадцатилетним подростком — в детском платье, но с характером взрослой женщины и страдающей, мятежной душой. И хоть борьба стала смыслом ее жизни намного позже, уже в пятнадцать лет она чувствовала чужую боль как свою.
Тантал оказался серебряным ящичком с графинами бренди и виски. Он причинял слугам танталовы муки, так как на нем был замок, чтобы они не могли тайком прикладываться к графинам, объяснила Мод. Этель горячо ее поблагодарила. Это был первый из множества случаев, когда Мод проявила свою доброту, и вскоре Этель привязалась к молодой госпоже.
Этель постучала и вошла. Стены Жасминовой комнаты украшали замысловатые цветочные узоры, вышедшие из моды на рубеже веков. Зато из эркерного окна открывался вид на самый чудесный уголок сада — Западную аллею, длинную и прямую, идущую вдоль клумб к беседке.
Этель с беспокойством заметила, что Мод обувается.
— Я собираюсь на прогулку, — сказала она, — и мне нужно, чтобы вы меня сопровождали. Помогите надеть шляпку и расскажите новости.
Времени на это у Этель не было, но любопытство оказалось сильнее беспокойства за оставленные дела. С кем это Мод собирается на прогулку, где тетя Гермия, и зачем она надевает эту шляпку, если просто идет погулять по саду? Не появится ли кавалер?
— У нас в подвальном этаже сегодня был скандал, — сказала Этель, прикрепляя шляпку к темным волосам Мод. Хозяйка любила собирать сплетни не меньше, чем король — марки. — Моррисон не ложился до четырех утра. Это один из слуг, высокий такой, со светлыми усами.
— Я знаю, кто такой Моррисон. И знаю, с кем он провел ночь… — Мод замялась. Этель чуть-чуть подождала, а потом спросила:
— А мне не скажете?
— Вы не поверите своим ушам.
— Тем более! — улыбнулась Этель.
— Он провел ночь у Роберта фон Ульриха! — Мод взглянула на отражение Этель в зеркале туалетного столика. — Как вам это нравится?
Этель изумленно ахнула:
— Никогда бы не подумала! Я знала, что Моррисон не пристает к девчонкам, но не могла себе представить, что он из этих, — ну, вы понимаете.
— Роберт точно из «этих», и я видела, как он переглядывался с Моррисоном во время обеда.
— Прямо на глазах у короля?! А откуда вы знаете про Роберта?
— Мне сказал Вальтер.
— Как джентльмен мог сказать такое леди! Впрочем, вам можно рассказать что угодно… А о чем сплетничают в Лондоне?
— В Лондоне все только и болтают, что о мистере Ллойд Джордже.
Дэвид Ллойд Джордж, министр финансов Великобритании, отвечал за казну страны. Валлиец по происхождению, он был пламенным оратором левого крыла. Отец Этель считал, что ему место в партии лейбористов. Во время забастовки шахтеров 1912 года он даже договорился до национализации рудников.
— И что о нем говорят? — спросила Этель.
— У него есть любовница.
— Не может быть! — Этель не поверила своим ушам. — Но ведь он баптист!
Мод рассмеялась.
— А если бы он был приверженцем англиканской церкви, было бы лучше?
— Да, — сказала Этель, сдержавшись, чтобы не добавить «естественно». — А кто она?
— Ее зовут Фрэнсис Стивенсон. Сначала она была гувернанткой его дочери, но женщина она умная, с высшим образованием… И сейчас она — его личный секретарь.